Немного об обратной стороне обвинений в ведьмовстве. Открыто назвать женщину ведьмой было не менее опасно, чем сыпать проклятьями. За это тоже подавали в суд и обычно выигрывали. Впрочем, даже в разгар охоты на ведьм, то есть в XVI–XVII веках (а не в Средние века, как многие считают) в Англии судебных исков, связанных с колдовством, было от 1 до 4 %. В их число входят как обвинения в колдовстве, так и жалобы на клеветническое обзывание ведьмой. В Средневековье же их было и вовсе ничтожно мало.
Так и хочется спросить: неужели люди в те времена были так глупы, что, не думая, бросались опасными словами? Словами, за которые можно было поплатиться жизнью.
На самом деле большинство проклятий произносились вполне обдуманно – насколько может думать разозленный и обиженный человек. Люди бросали проклятия, веря, что они сработают.
Даже сейчас есть общепринятое мнение, что слово материально, и что некоторыми вещами нельзя шутить – произнесенное вслух имеет свойство становиться реальностью. Чего ждать от людей, живших 300–500 лет назад? Люди верили, что проклятия – не просто сотрясание воздуха и осознанно призывали что-то плохое на головы своих врагов.
Они обычно считали, что имеют на это право. И не просто проклинали, но еще и призывали в свидетели Бога и всевозможных святых, проклинали именем Божьим, громогласно молились о ниспослании на своих врагов всевозможных кар. Некая Елена Хейли встала на колени перед своим врагом Джоном Вудом и сказала: «Возмездие Божие да постигнет тебя, Вуд». После чего она прокляла всех его детей и пообещала молиться об этом, пока будет жива. Вуд подавал на нее жалобу, но до суда дело так и не дошло – видимо, к счастью обоих, с детьми ничего страшного не случилось.
Ну и напоследок вернемся к тому, с чего я начала эту главу, – к «слову, делу и помышлению». Изучая судебную практику по вопросам проклятий, можно выяснить, что тяжесть приговора зависела от того, что именно было сказано, и нанесло ли проклятие кому-то реальный вред. Люди, видимо, хорошо это понимали, не зря большинство проклятий, фигурирующих в судебных исках достаточно мягкие – пожелания материального ущерба или физических травм, а не смерти. Потому что за них обычно не казнили. Даже когда «доказывали», что проклятие было произнесено и что оно сбылось, если никто в результате не умер, обвиняемый отделывался достаточно легким приговором. Как «матушка Стаунтон», которую не оправдали, но и не казнили, поскольку она никого не убила своим проклятием. Основная тяжесть наказания была не за само колдовство, а за вред, им нанесенный.