В общей каше я вдруг узнаю знакомое лицо. Это мальчишка-цыганёнок. Его глаза спокойно закрыты, а чёрные волосы как обычно всклокочены, будто бы он просто спит. Я протягиваю руки и, подняв с земли его голову, инстинктивно прижимаю её к себе. Где всё остальное, уже не представляется возможным понять.
Я продолжаю идти, не понимая, куда. Запинаясь обо чьи-то останки. Нежно обнимая оторванную мальчишескую голову. Что-то внутри меня лихорадочно пытается стабилизировать моё психическое состояние, выбрасывая в кровь новые и новые порции активных веществ.
Почему всё это происходит? Как всё бессмысленно… У развороченного ракетой БТРа тела бойцов Венгра. Они лежат на земле и свисают с обугленной брони, словно порванные тряпичные куклы. Неподалёку расстрелянные ими американцы. Знали ли они вчера, что сегодня навсегда окажутся вместе? Как оценить это через экзистенциализм Сартра? Акт свободы человеческой воли, привносящий смысл в существование окружающего бытия? Какое глупое решение.
– Что ты делаешь?! – через какую-то гудящую глухую пелену кричит мне неизвестно откуда появившийся Жан-Пьер.
Он хватает меня и тащит ближе к разрушенным больничным стенам, торопливо говоря что-то о солдатах, которые выгрузились ещё из нескольких грузовиков. В кровь выбрасывается ещё одна лошадиная доза адреналина и постепенно прочищает мне мозги. Мы прячемся и затаиваемся за грудой обвалившихся бетонных плит. Я осторожно кладу голову мальчишки на разломанную балку и аккуратно накрываю какой-то пыльной тряпкой. Когда-нибудь мы вернёмся за тобой, пацан.
Поблизости слышится движение. Шаркающие шаги военных берцев по раскрошенному кирпичу. Судя по звуку – двое. Так и есть. Два пехотинца обходят место вчерашней бойни, выискивая глазами, чем бы можно было поживиться. Жан-Пьер, вжавшись спиной в стену и крепко вцепившись в свой MP-5, судя по всему, готов переждать, пока американцы скроются за поворотом. Но я не хочу упускать такую лёгкую добычу.
Словно подчиняясь какой-то заложенной программе, я с разбегу толкаю обоих в спины и, повалив на землю, приземляюсь сверху. Не раздумывая и секунды, первому я пальцами выдавливаю глаза, потом выхватываю у него из-за пояса десантный нож и одним глубоким надрезом рассекаю второму горло. Ослеплённый солдат истошно орёт, но я не обращаю на это внимания и спокойно снимаю с них пару M-16. Скоро здесь появится новое мясо, а значит, нужно подготовиться. Вместе с шокированным Жан-Пьером я быстрым шагом захожу внутрь здания.
Внутри больница выглядит зловеще. Палаты, кабинеты и коридоры, заваленные фрагментами разломанной мебели, грязным тряпьём и битым стеклом, навевают уныние. Оставшиеся на стенах плакаты, наглядно рассказывают на неизвестном мне языке о пользе прививок и ранней диагностики. Француз нервно размахивает по сторонам наствольным фонариком, немного раздражая. Я осматриваюсь, прикидывая, как можно использовать здание, чтобы уничтожать подходящие силы противника небольшими группами.