Божественная ночь!.. Луна взошла;
Печально смотрит на седые стены,
Покрыв их серебристой дымкой света.
Как всё молчит! О, верю я, что ночью
Природа молится творцу… Какая ночь!
Там вдалеке сребрится Тибр; над ним
Таинственно склонились кипарисы,
Колебля серебристыми листами…
И Рим лежит, как саваном покрыт;
Там все мертво и пусто, как в могиле;
А здесь угрюмо дремлет Колизей,
Чернеясь на лазури темной неба!
. . . . . . . . . . . . . . . .
Прошли века над Римом чередой
Безмолвной и кровавой; и стирала
Их хладная рука всё то, что он хотел
Оставить нам в залог своей могучей,
Великой силы… Но остался ты,
Мой Колизей!..
Священная стена!
Ты сложена рукою римлян; здесь
Стекались властелины мира,
И своды вековые Колизея
Тряслись под ними… между тем как в цирке,
Бледнея, молча умирал гладиатор
Или, стоная, — раб, под лапой льва.
И любо было римскому народу,
И в бешеном веселье он шумел…
Теперь — как тихо здесь! В пыли
Высокая работа человека!
[Ленивый лазарони равнодушно
Проходит мимо, песню напевая,
И смуглый кондоттиери здесь лежит,
С ножом в руке и ночи выжидая.]
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Быть может,
Чрез двести лет придет твоя пора,
Мой древний Колизей, — и ты падешь
Под тяжкою рукой веков… как старый,
Столетний дуб под топором. Тогда
Сюда придут из чуждых, дальних стран
Потомки любопытные толпой
Взглянут на дивные твои останки
И скажут: «Здесь был чудный храм. Его
Воздвигнул Рим, и многие века
Стоял он, время презирая. Здесь,
Да, здесь был Колизей»…