Наступила очередь удивляться уже ему: значит, названная «батей» Юта и есть та симпатичная блондинка, которую ему намеревались удружить! Вот так: мог вляпаться в первый же день...
- Значит, решили передать по наследству?
- Согласись, командир, девка - во!
- Все, Шпаковский! С девками будем завязывать...
- Хм, попробуй завяжи, не сходив...
- На колено будем ломать, Шпаковский, и через колено...
Похохотали...
***
То далекое событие вызвало у Бакульчика легкую снисходительную улыбку, вдруг почувствовал в себе волнение, будто вновь очутился в той очень непростой ситуации и необходимо принимать самое правильное решение, выбирать самый разумный, самый оптимальный вариант. На миг даже забыл, что знает, как решилось, чем все окончилось, но всего лишь на миг, с сожалением думал, что у прошлого нет вариантов, все, что произошло, имеет только одно решение, признает только один вариант. Прошлое живет по своим законам... Но разум, душа протестуют, не желают подчиняться этим законам, принимать одновариантность, мириться с отсутствием сослагательного наклонения. Потому и возникав у человека жалящее чувство стыда, угнетающее понимание вины - делал не так, выбрал не лучший вариант, принял скверное решение, и начинает мучить совесть, а душа - искать утешения в покаянии. Если есть, конечно, та душа, если не живет она в одновариантном режиме.
А все же, все же... Хотя бы для интереса: как он, сегодняшний, достаточно умудренный жизнью, повел бы себя той ситуации? Видимо, не так, возможно, нашел бы иной, более правильный вариант, более умное решение, а может, повторил бы все точь-в-точь, как тогда - кто его знает.. Но думать об этом было неинтересно и не хотелось - пустое, зряшное занятие: ах, кабы во рту выросли бобы... Задним умом каждый силен... Теперь, когда память вновь вернула давние события, лица, мысли, чувства, страсти, было желание видеть их только такими, какими они зафиксировались однажды, смотреть на себя, будто и не на себя, а на кого-то чужого, смотреть со стороны, нейтральным взглядом, ничего не прихорашивая, не объясняя и не оправдывая, ибо все оправдания и объяснения всегда бывают немного фальшивыми. Однако это удавалось с огромным трудом: прошлое неудержимо врывалось в настоящее, настоящее - в прошлое, будто они и впрямь не могут существовать одно без другого, жить по отдельности. Делал усилия как можно дольше сосредоточиться, задержаться на отдельных ярких эпизодах, где эта связь чувствовалась послабее или, казалось, вовсе отсутствует, но неожиданно, вдруг эти эпизоды начинали видеться в каком-то ином измерении, и понимал: это прошлое вновь цепко схватывается с настоящим, требуя оценок, самооценок. И аксиомное, незыблемое начинало смещаться, приобретать новые оттенки, цвета, высокие принципы превращаться в святую наивность, очевидные глупости, несуразицы казаться разумными, плюсы меняться на минусы, минусы - на плюсы, вроде бы противоречивое, разрозненное, случайное, несовмещаемое совмещалось, выстраивалось в логические ряды, проявляя невидимые, скрытые досель причинно-следственные связи. Но сегодня у него не было никакого желания прослеживать, распутывать эти связи - ему хорошо, уютно, тепло оставаться, насколько это возможно, наедине с когда-то зафиксированными в памяти «картинками» - неприукрашенными, непримутненными оценками, необездушенными логическими рядами, причинно-следственными связями. Вновь и вновь вызывал их из небытия, стараясь максимально соблюдать временное течение, определенную сюжетность...