- Остынь, Миша... Давай искупаемся, чтоб остудиться...
И обрадовался, и огорчился, что она так решительно пресекла его вольности. Но, кажется, больше огорчился, и это вызвало тревогу. Нет, в самом деле следует окунуться, а то совсем стал терять голову...
Но как окунешься, если нет плавок?
- Ты, если хочешь, иди, купайся, а я после...
- Хорошо, - понимающе согласилась Айна. - Я вот туда, где песочек и камней поменьше...
- Не заплывай далеко, - предупредил. - Вода холодная, может все случиться...
- А я плавать не умею...
- Как?! - удивился. - Жить у моря и не уметь плавать?
-Да, - посмотрела с легким укором. - А где научиться, если вы к морю не подпускаете?Еще раз подумал с досадой о вздорности, глупости этого распоряжения, стыдно стало, что сам исполнял его добросовестно и прилежно.
- Пойдем, - подмигнула озорно, с лукавинкой. - Поучишь...
С каким превеликим удовольствием поучил бы теперь Айну плавать, но если бы были плавки! А может, в трусах рискнуть? Надо посмотреться. Сказал неопределенно:
- Ты иди, я - приду попозже...
Айна побежала, подпрыгивая. Быстренько стащил кирзачи, гимнастерку, галифе, майку. Черные, на размера три не по росту трусы, подсунутые старшиной в бане, с урезанной почти наполовину резинкой висели ниже колена, широченные, как на пугале. Прикинул: предстать перед Айной в таком клоунском убранстве, да еще (о, ужас!) с предательской оттопыриной - верх срама и неприличия.
- О-о-ой! О-ёй-ёй! А-а-а!- то ли всерьез, то ли притворно заголосила Айна. - Ау-у-ёй-ёй...
Испуганный, забыв о своем клоунском одеянии, очертя голову бросился на ее крик.
Айна была в метрах двадцати от берега по шею в воде, озорно махала рукой. Прикинул: видимо, присела, там не должно быть такой глубины.
- Ой, и правда, вода холодная, бр-р... Замерзнешь... - Поднялась на ноги. Вода была ей только до пояса. Пошла навстречу поправляя на ходу волосы, забыв, видимо, что совсем... голая!!!
Остолбенел, растерянно моргал, не веря своим глазам, старался, как мог, отвести бесстыдный взгляд, но не мог оторваться от этого будто изваянного великим античным мастером чуда с капельками моря на ослепительном теле - ну, точно рождающаяся из волн морских богиня с виденной где-то картины. Айна доверчиво протянула руку, рывком потянул к себе, прижал холодное мокрое тело, начал согревать поцелуями. Тело отходило от холода, теплело, горячело и вновь взыграла дурная кровь, запульсировала, расходилась по всему его существу, ударила в голову, замутила рассудок. Подхватил на руки, удивляясь, откуда взялась эта необузданная сила, нес, как пушинку, не обращая внимания на ее слабые уговоры: «Отпусти, я сама, тебе тяжело...» Последнее, что оставалось от трезвого, рассудочного, разумного: может, обойдется, может, она опомнится, не допустит... Однако природа брала верх, и он уже решительно не желал, чтобы все как-то обошлось, чтобы она опомнилась, спешил не упустить момент, после которого она и впрямь может опомниться... Вскоре лежали на постеленной ею «перине», зацеловывал глаза, шею, соблазнительные бугорочки и чувствовал, что ей приятны его ласки, отвечала на них как-то благодарственно, расслаблялась. Что-то не получалось. Айна повернулась удобнее, ойкнула - и... Он хмелел до беспамятства, почувствовал наивысшую сласть, но этого было мало, было желание бесконечно владеть своей богиней, иметь райское наслаждение от ее юного цветущего тела. Она также разжигалась, хмелела, неистово целуя его грудь, плечи, извиваясь всем своим упругим, сильным телом. Потом замерла, по телу прошла судорога, из груди вырвался стон, похожий на радостный крик. Посмотрел на ее лицо - оно, запрокинутое, с прикрытыми глазами, приоткрытым ртом, светилось мягкой, тихой кротостью, счастьем, нежностью. С новой одержимостью стал осыпать эти прикрытые глаза, приоткрытые припухшие губы, лоб, пахнущие морем волосы, пока сердце не замерло в истоме. Расслабленно замер. Айна решительно вывернулась, легла на бок: