Ориспяя медленно поднялся из-за длинного стола, незаметно потянулся, зевнул, прошёл к окну, поскрипывая большими начищенными сапогами с высокими прямыми голенищами, поправил отошедшую тяжёлую портьеру.
— Продолжайте, Хильда, я слушаю, — он повернул своё широкое лицо к молодой женщине с надвинутым на самые глаза платком, сидевшей у круглой печки на тяжёлом старинном стуле.
— На третий раз нашей сходки Мякишева снова мне не дала никакого поручения. Вчера же вдруг пришла вечером ко мне домой сама и заставила, то есть попросила переписать десять раз печатными буквами вот это.
— Сводка Советского информбюро? — равнодушно пробурчал Ориспяя.
— Так точно. Сказала, когда вы на минутку в гараж отлучились, она в ваш кабинет юркнула, приёмник включила, Москву слушала. Потом я снова, как вы приказали, стала её спрашивать, осторожно так, когда к нам приплывут партизаны с пудожского берега. Молчит. Тогда я спросила, когда нам доставят радиостанцию для связи с Большой Землей, чтоб передавать о разведанных объектах. Она захохотала так громко-громко, и тогда я растерялась и брякнула про Лисицину: правда, говорю, что месяца два назад та была выброшена на парашюте с группой чекистов в нашем районе? Как Мякишева на меня глянула, словно огнём опалила. И опять начала смеяться, выхватила у меня из рук эту сводку и говорит, что наша группа теперь будет изучать кройку и шитьё, а кто пожелает — вязанье на спицах. Потом взяла меня за руку, да цепко так, довела до порога и шепчет: «Иди, доноси, я никого не боюсь».
— Так и сказала?
— Всё равно, говорит, ты ни черта не знаешь. Обозвала меня некрасивыми словами и листок этот мне в лицо бросила.
— Интересно, какими словами?
— Ну… Пробкой керосиновой.
— Не спеши, скажи ещё раз чётко по-фински, что значит пробка керосиновая?
— Ну, мол, глупая до крайности, дальше некуда, как пробка в бутылке с керосином, так русские говорили у нас тут.
Ориспяя вынул из глубокого кармана галифе портсигар, раскрыл его, протянул Хильде.
— Сами не курите и мне говорили — сигарета убивает аромат юности, — сказала та, приподымаясь за сигаретой. — А мне в Финляндию надо собираться, в школу торговую, вы обещали как дочь раскулаченного большевиками земледельца.
Ориспяя щёлкнул портсигаром, наклонился, прошептал:
— Да не в торговую школу я метил тебя послать, а в школу разведки, галоша. Но теперь я вижу, что легче зайца научить ходить за плугом, чем из тебя сделать разведчика. Всё, точка. Можешь идти, больше ты мне не понадобишься. Убирайся да поживее, мадемуазель комсомолка. Вон!