— Это я-то их забоялась? Они пришли на мою землю, а я забоялась? Пусть они меня боятся!
— Можно вас попросить, Юрий Владимирович? — спросила Анна.— Я о другом. Была я в нашем театре всего один разок. Привозили нас в Беломорск из Сегежи ещё в декабре, и смотрели мы «Роз-Мари». Мне так понравилась там песенка Джима, там такие слова есть: «Цветок душистых прерий»…
— Это ж Николай Рубан поёт, — вставила Даша.
Андропов, смеясь, вскочил с табуретки, картинно выставил вперёд ногу, ударил по струнам и запел.
Аплодировали дружно, азартно, так, что горели ладошки.
— А помните, как вы эту песню пели в общежитии в Сегеже? — схватила его за руки Марийка. — Хватит, отдохните, а то вон уже пот выступил, душно у нас тут от печки. Ну, вспомнили? Приходили вы тогда компанией: Коля Королёв, Сеня Зуев и девушка такая беленькая, Сеня глаз с неё не сводил, появилась она потом у нас в спецшколе. Я сначала не поверила, что вы — первый секретарь ЦК комсомола. Думала, разыгрывают нас парни, уж очень вы по-свойски как-то общались. Лицо серьёзное, правда, было вначале, а песню пели бойко, а потом опять лицо сделалось усталым. Нас тогда целый кагал собрался, со всех комнат, вы ушли, а мы ещё песни водили да прошлое вспоминали. Понравилось, как вы про свой Рыбинск рассказывали. Хорошо помню, как кто-то спросил, как быть с любовью на войне. Вы тогда сказали, Юрий Владимирович, если любовь, дескать, настоящая, большая, как лесной пожар, то никакая война её не погасит. Ещё вы говорили про бои под Москвой, про того комиссара, который крикнул: «Велика Россия, а отступать некуда!» Вот бы мне такие слова придумать…
— Клочков его фамилия, — сказала еле слышно Анна.
— И впрямь — хватит отступать, сколь можно! — выкрикнула Даша.
— Ну, вот вы как разгорячились, — усмехнулся Андропов, а затем, застегнув зачем-то верхнюю пуговицу воротничка гимнастёрки, оглядел всех пристальным взглядом.
— Верно, сколько можно? Небывалая война заполыхала с севера до юга. Такая война, что от неё солнце стало чёрным, а реки красными. Но время делает своё дело — немца можно очен-но хорошо бить, ребята! Под Москвой ему скулу своротили? Своротили! И ещё своротим. Скоро, дорогие товарищи, совсем скоро забуксует машина Гитлера. Глянем вглубь истории — поработители всегда терпели крах, рано или поздно, — будь то Римская или какая-нибудь Османская империя. Но нам не надо поздно! Мы хотим рано. Страшнее смерти — позор и неволя. Наш народ за свою историю не раз изгонял с родной земли завоевателей: половцев и хазар, татарские орды и полчища тевтонских рыцарей. Гнали мы в шею и французов, и шведов. Против свейского войска здесь, на Севере, наши предки — русские, карелы, вепсы — одной стеной стояли. И победили!