— Уходите, я их задержу. Вы спасётесь. Бегите, ребятки, каждая минутка дорога.
Подскочил Калинин, присел рядышком, взглянул в покрытое крупными каплями пота, посеревшее лицо друга, бережно отёр его ладонью.
— Что ж ты так, кореш? Нам с тобой ещё надо горы свернуть, ещё я на твоей свадьбе хочу кадриль поплясать…
— Уводи девчонку, сержант. Ей грех умирать. Это нам, красноармейцам, положено, а ей… Бегите, я заслоню. И не бойся, живым я им не дамся, они от меня ничего не узнают.
Калинин неторопливо встал, огляделся, увидел вдалеке за голыми березами чернеющий овин.
— Не брошу! Мы в один день с тобой присягу принимали. Да ещё должок за мной числится. Кто меня весной под Ухтой на себе волок? Видишь ригу, там схоронимся, я следы сейчас запутаю. А найдут — мы там, как в крепости, будем, пусть сунутся. Ночью выберемся тихонько.
В овине было тепло и сухо, пахло соломой, сыромятной конской сбруей. Глаза скоро привыкли к темноте, и они увидели у задней стены заботливо уложенные снопы, а посреди риги невысокую печку, сложенную из дикого битого камня. Долго грели руки об её тёплые шероховатые бока.
Здесь вскоре и дали разведчики свой последний бой.
Взвод пограничного егерского батальона, несший охрану на 15-м километре дороги Паданы—Медвежьегорск, вошёл в Топорную Гору уже затемно. Пустив от дома Белкиных впереди себя двух овчарок, слегка поплутав на следах, тридцать солдат под командой старшего сержанта окружили ригу. Собаки, беснуясь на крепких ременных поводках, рвались к двери.
— Рюсся, сдавайся! — заорал по-русски старший сержант.
Разведчики молчали. И лишь когда финны принялись бить прикладами в дверь, заговорил автомат Калинина. Марийка, выстрелив из пистолета, запела:
В последний раз, в последний бой
Летит стальная эскадрилья.
Бой длился недолго. Егеря взорвали гранатой дверь и тут же сразу бросили в темноту овина ещё две гранаты, полыхнувшие красными дымными столбами.
Марийку подбросило, оглушило, но она, лёжа за каменкой, продолжала стрелять. Слева, захлебнувшись, замолчал автомат Кудряшова, где-то сзади застонал Калинин.
— В какой день умираем, ребята! Каждый выстрел прицельный! — крикнула Марийка, выплёвывая сгусток крови.
— Рюсся, руки вверх!
— Не дождётесь…
Марийка приподнялась на локте, прицелилась в светлеющий широкий квадрат, в котором замаячили две зыбкие чёрные фигуры, нажала на крючок — выстрела не было: кончились патроны, опустела вторая, последняя обойма.
В риге стало тихо, лишь изредка мычал Калинин да сухо щёлкал курок пистолета Марийки, затвор которого она судорожно дёргала на себя раз за разом.