После обеда народ рванул по парижском лавкам – запасаться подарками для родных и друзей. Я тоже купил Ольге роскошный пеньюар – жениху такое можно. У нее, конечно, есть, но тут с самого Парижу… Приобрел кое-что в подарок коллегам, после чего деньги кончились. Дорого у буржуев! В отель я вернулся в сумерках и только сложил подарки в чемодан, как в дверь номера постучали. Удивленный – никого не ждал, я пошел открывать. Перед этим вытащил из кармана «браунинг» и передернул затвор. Кто знает, кого там принесло? Я не параноик, но сегодня мы грохнули британского премьера. Вряд ли лаймы нашли концы, но подстраховаться не мешало.
В коридоре стоял незнакомый мужчина лет сорока с гладко прилизанными волосами и незапоминающимся лицом.
– Ваше сиятельство, – обратился он по-немецки, поклонившись. – Я Густав Шмидт, личный секретарь князя Гогенлоэ. Он просит вас оказать ему честь разделить с ним ужин.
– Дверью не ошиблись? – спросил я. – Не знаю никакого Гогенлоэ.
– Не ошибся, – сказал порученец. – Вы князь Мещерский, лейб-хирург русской императрицы и жених ее дочери. Мой патрон с вами не знаком, но много наслышан и убедительно просит принять его предложение.
Я задумался. Гогенлоэ – это, вроде, немецкая династия. Их там как собак нерезанных. Отсюда истекает, что Гогенлоэ – враг. Чего ему от меня нужно? Ясен пень, не орден вручить. Шлепнут или отравят, а потом скажут, что так и было. Вряд ли, конечно, не в Берлине находимся, но осторожность не помешает. Ладно, я князь или где?
– К сожалению, не могу принять предложение. Занят. Передайте это князю.
– Погодите, ваше сиятельство! Мой патрон полагал, что вы можете отказать, и просил передать, что встреча пройдет в ресторане отеля. Это безопасно. Вы можете взять с собой охрану. А это в знак серьезности его намерений, – он сунул мне в руку крытую бархатом коробочку. – Подарок от князя. Он будет ждать вас в семь часов.
Порученец поклонился и зашагал прочь. Я открыл коробочку. Твою мать! Коридор озарял электрический светильник, весьма тусклый по моим представления, но даже при таком освещении лежавший внутри камень заблистал многочисленными гранями. Бриллиант – это к ювелиру не ходи. Огромный – с фалангу большого пальца, да еще розовый. Розовый, млять! Насколько знаю – редчайший оттенок. Фашист меня купить вздумал? Ну, я тебе!
Останавливать порученца было поздно – он уже скрылся с глаз, и я вернулся в номер. Глянул на часы – шесть тридцать. Ладно, сам верну, заодно узнаю, что нужно от меня этому гадскому немцу. Водкина и Пьяных возьму: для солидности и алиби. Пусть донесут своему начальству, что я не веду тайных переговоров с врагами.