И тут Малфрида произнесла:
– Я же говорила, там кто-то есть. – И она указала в сторону зеленого озера. – Чувствовала, что за нами наблюдают.
Добрыня посмотрел, но ничего не заметил. А Малфрида вдруг заволновалась, подскочила, перевернулась в воздухе и полетела вниз темной каркающей вороной.
Ладно, эта разберется, что там и к чему. Сам же Добрыня присел на камень, обнажил голову и впервые рассмотрел шлем-зерцало. Вот оно какое, это чудо чудное, диво дивное! А и впрямь хорош! Вроде как островерхий шишак, но заметно отличный от тех, какие ковали на Руси или привозили с востока. Малфрида уверяла, что металл в этом краю не действует, не попадает сюда. А что же это тогда, как не металл? Серебристый, матово гладкий, ни единого узора по нему, ни следов чеканки, только на наносной стрелке, спускающейся с обода, выгравированы какие-то знаки. И прямо над этим наносником поднималась на уровне лба блестящая, отражающая все пластина золотистого цвета. Сейчас Добрыня мог и себя увидеть в этом отражении не хуже, чем в отполированном зеркале из тех, что привозили из Царьграда. И такой он был растрепанный, со следами грязи на лице, что даже вспомнил с содроганием, как его засыпало комьями земли в той норе, откуда он все же вытащил сверкающий шлем-зерцало. Еле выбрался. Но ради этой цацки отражающей стоило так рискнуть!
Вдруг Добрыня замер, задержал дыхание: при повороте шлема он заметил в отражении еще кого-то, стоявшего неподалеку. Не Сава это, не Даа…
Добрыня быстро вгляделся в отраженный образ, стараясь не подать виду, что заметил. Да, некто стоял за ним, вроде молодец незнакомый, в меховой безрукавке, в рубахе, какие и на Руси носят, с вышивкой… Но и вышивка, и рубаха были обтрепаны, словно носил их незнакомец уже не один десяток лет. А так собой был даже ничего – статный, пригожий, с ниспадающими на плечи гладкими волосами. Вот только глаза у него… Добрыня ощутил, как озноб по телу прошел и, не выдержав, оглянулся. Да, таких очей он ни у кого не видел: в них не было белков и они казались темными дырами на бледном неподвижном лице. Такая бледность бывает у тех, кто давно не видел света и не грелся под лучами солнца.
– Ты упырь? – спросил негромко Добрыня. – Или нет… ты кромешник! Ну и как там у вас за Кромкой? Скучно, поди?
Говорил это, а сам медленно поворачивал шлем, чтобы отражающее зерцало было направлено на кромешника.
Тот словно уловил его намерение и отошел в сторону. Но при этом больше смотрел туда, где находилось озеро. Добрыня проследил за его взглядом. И чего это Малфрида мешкает? Не то чтобы посадник опасался появившегося невесть откуда кромешника, но именно Малфрида могла подсказать, что это за диво стоит рядом.