Однако молодец с глазами-дырами уже отошел. Стоял неподалеку от Савы, всматривался. И вдруг спросил у священника:
– Во что ты веришь, чужак?
Добрыне хотелось предупредить: нечего с этим слугой Бессмертного лясы точить. Но Сава и сам понял. Отступил, сунул руку за пазуху, ища нательный крестик. И кромешник как будто догадался, что тут ему никто ничего не объяснит, и двинулся к Даа. Шаман пал ниц перед ним, накрыл голову руками.
– Не трогай парня! – приказал Добрыня. – Эй, ты, как тебя… Мокей, что ли? Оставь мальчишку, на меня выйди, если не трус.
Темные, без блеска глаза-дыры смотрели теперь на него, и Добрыня подумал, что надо поскорее надеть шлем – тогда эта нечисть от ответного удара на себе испробует все, что готова наслать. Но Добрыня опоздал…
Белый ледяной шар рванул к нему с ладони кромешника быстрее, чем Добрыня успел надеть шлем. Однако же шар разлетелся на множество осколков, разбившись о непроницаемую кольчугу Добрыни. Один из осколков обжег посадника, чиркнув по лицу и подбородку. Добрыня невольно вскрикнул. Миг – и он уже был в шлеме, смотрел на кромешника, наступал на него. И, видимо, тот понял, что его ждет, отлетел в прыжке, при этом бросив следующий светящийся, как кристальный лед, шар в Даа.
– Нет! – вскричал Добрыня. Казалось, он был готов разорвать этого Мокея голыми руками. – Нет, трусливая падаль! На меня иди, если хочешь изведать силу богатырскую!
Но тот уже исчез. Отпрыгнул далеко единым движением, потом еще раз – и тут же все заволокло густым белесым туманом. В таком тумане он был невидим для отражающего удары шелома.
Правда, туман стал тут же рассеиваться, когда рядом, разгоняя белесую муть, забили шесть крыльев Ящера.
Добрыня склонился над Даа – тот был весь утыкан острыми ледяными осколками, кровь текла из множества ран, а на лице застыло удивленное, испуганное выражение.
– Ох ты, парень… На беду я покликал тебя с собой в царство Кощеево.
Рядом звучал голос Малфриды – уже не Ящера, а женщины, которая торопливо рылась в своем мешке, вытаскивая склянки с чародейской водой.
– Не мешай мне. Пока душа паренька рядом, я еще смогу вернуть ее.
Она вытаскивала осколки из тела Даа, а сама время от времени озиралась, выискивая взглядом кромешника. Однако того словно развеяло вместе с туманом.
Добрыня сидел в стороне, наблюдал. Когда кровь исчезла с Даа под струями голубоватой воды, когда розовые струйки вернули цвет его лицу, а сам он вздохнул и стал приподниматься, посадник обрадовался ему, как родному. А отчего, спрашивается? Разве мало смертей Добрыня видел на своем веку? А все же любая живая душа в этом мире смерти и чар казалась ему близкой и необыкновенно ценной.