День для начала сентября выдался на удивление тёплым. В небе носились ласточки, а в высокой траве на склоне робко белели женские тела на разноцветных покрывалах. В те годы народ ещё загорал на набережной, но наверху уже ворочались экскаваторы, грузовики подвозили стройматериалы для строительства пластикового моста-галереи (позже его назовут «Багратион») и огромной башни (её назовут «Федерация»),
А вблизи железнодорожного моста могучие агрегаты день и ночь вбивали в набережную сваи под новое здание Театра Петра Фоменко. «Кто это такой?» — недавно поинтересовалась у Перелесова Пра. Окно её комнаты смотрело на реку, но сейчас панораму загораживал огромный щит: «Группа компаний Mirra строит новое здание Театра Петра Фоменко». Стёкла в окне Пра дребезжали, а на потолок змеёй заползла извилистая трещина. «Гениальный режиссёр», — Перелесов повторил то, что слышал от классной руководительницы. Та рассказывала, как они с дочерью захватили на фоменковские «Три сестры» чёрненького внучика-сынка (не с кем было оставить). Малыш внимательно отсмотрел весь спектакль и только в самом конце горько расплакался. «Этот Фоменко… жив?» — уточнила Пра. «Скорее всего», — растерялся Перелесов. Он не знал точно. Знал отец, но он уехал в Саратов. «Неправильный какой-то гений, — покачала головой Пра. — Страна скукоживается, вон уже Чечня независимая, а его театр… как на дрожжах. Сначала выперли из нашего дома кино „Киев“, совет ветеранов, детсад, теперь на набережную лезут. Пять этажей! — кивнула на щит. — Я не знаю такого режиссёра. Где он возьмёт зрителей на пять этажей?». «А какого, вообще, режиссёра ты знаешь?» — задиристо поинтересовался Перелесов. «Твоего отца, — ответила Пра, — но ему такой театр не построят».
«У меня дома сломался пылесос, — задумчиво произнёс Перелесов, отхлебнув из бутылки, — не включается. А если включится, потом не выключается, надо выдёргивать из розетки». Он сам не знал, почему вдруг вспомнил про пылесос и почему решил сообщить об этом Авдотьеву.
Но Авдотьеву (позже Перелесов в этом убедится) были интересны самые неожиданные и случайные вещи. В любых словах он обнаруживал скрытую суть или подобие дорожного указателя в сторону сути.
«Могу починить, — ответил Авдотьев, — я люблю чинить пылесосы. Он какого пола?»
«Кто?» — поперхнулся вином Перелесов.
«Пылесос, — принял бутылку Авдотьев, — машину женского пола чинить приятней и легче».
«А… мужского не очень?» — Перелесов понял, что ещё неизвестно, кто из них сумасшедший: он, неизвестно почему вспомнивший про пылесос, или Авдотьев, выясняющий, какого пола этот пылесос? Бежать, подумал Перелесов, бежать! Но постыдился оставить друга, открывшего ему железный контейнерный рай с одноразовыми простынями, пусть и за его, Перелесова, деньги.