Восьмое делопроизводство (Свечин) - страница 102

— А вы думали на Созонта Телятьева? — в лоб спросил аналитик.

— Конечно, думал. Но отмел его.

— Почему?

— Во-первых, он трусоват, а для такого дела нужна смелость. Во-вторых, Созонт при всех своих недостатках был, в общем-то, добрый человек. Не только наглости ему не хватало, но и злобы.

— Так, — подхватил сыщик. — А кого вы заподозрили вместо?

— Его малолетнего сына Мишку.

За столом повисла пауза.

— Да, того самого Мишку, который на днях задушил девушку и застрелил почтальона, — напомнил молодежи старик. — В нем уже тогда имелось злобы на троих.

— Сколько же было в тот год юному пироману?

— Двенадцать лет.

— Уже можно посылать в колонию для малолетних преступников. Вы это сделали?

— Нет, не успел, — горько вздохнул пенсионер. — Случилось то, к чему и шло у меня на глазах. А я… Что говорить? Мой грех. Пока то да се, пока я улики подбирал… Там ведь целая шайка сколотилась, и в ней были озорные парни и все старше Мишки. Подобралась артель подлецов, один к одному. Знаете, как это бывает? Тихо, тихо — и вдруг отовсюду полезли неприятности.

— Так что же случилось? — тихо спросил Анисимов.

— Загорелся дом, в который переехал Герман Телятьев. Было это вечером, в конце августа, в субботу. Все по баням разошлись, суббота банный день. Ну и полыхнуло. Герман после веника маленько выпил, да и уснул на веранде. Когда соседи прибежали, она уже как костер пылала. Не вышел он с нее, задохнулся. Начали огонь тушить, улица прибежала как один человек. Страшно же: ветер дует, того и гляди весь город улетит! Машины с пожарными примчались. И вдруг заметили люди, что Созонт тоже здесь. И даже помогает качать насос. Но он в стельку пьяный и не столько помогает, сколько мешает. Тут-то и вспомнили против него подозрения. Дом загорелся, и того самого хозяина, которого этот дурак полгода как обещал спалить. Вот и улика! Много ли надо смердам? И они… они взяли Созонта, раскачали и бросили в огонь. Сгорел он живьем…

— А вы?

— Когда я прибежал, уже поздно было. Народ озверел, набросились на полицию, пожарным досталось. Четыре дома тогда превратились в угли. И все свалили на глупого мужика, который болтал лишнего. Считалось, что он поджигатель и получил свое.

— А пожары после этого прекратились? — ухватил суть Алексей Николаевич.

— Как отрезало.

— Так, может, и вправду Созонт поджигал?

— Отрезало потому, что я всю шайку-лейку разогнал, — пояснил Исцеленов. — Мишку как сироту отправил в приют, до семнадцати годов. А тех парней, кто фордыбачили, переловил по одному и укатал в арестный дом. Иных и в тюрьму, но большинство туда. Потом всех, кроме Мишки, призвали на воинскую службу, где вложили в голову немного мозгов. Теперь они — почтенные обыватели. И никто никогда не сознался, что пускал красного петуха.