— Ты вот что, Иван Петрович, — доверительно заговорил Лыков. — Ты походи по тем местам. Людей поспрошай. Может, кто что важное про жоха скажет. Знает его имя или где искать. Если хочешь, возьми с собой сыскного надзирателя.
— Я лучше сам, — твердо ответил артельщик. — Разрешите выполнять, ваше…
Он запнулся, и Мищук ему подсказал:
— …высокородие.
— Сроку сорок восемь часов, а то Драчевский осерчает, — приплел для солидности Лыков.
— Будет сделано!
Заостровский удалился. Филиппов недоверчиво спросил у гостя:
— Вы думаете, он что-то может разузнать? В Петербурге проживает два миллиона человек.
— Конечно, может, Владимир Гаврилович. Наш тряпичник построит своих воров в шеренгу. Даст им задание. Те обойдут другие хевры, потолкуют. Надо-де хозяина спасти, не знаете ли вы такого жоха? Вторые воры спросят у третьих, третьи у четвертых, и так далее. Мне ли вам объяснять, какая у «красных»[52] смычка?
— Ну поглядим. Впервые вижу, чтобы блатные полиции помогали…
Лыков оказался прав. К вечеру следующего дня Заостровский пришел на Офицерскую и сказал:
— Таки есть кое-что.
Мищук взялся за перо.
— Я поручил Марье Ивановне…
Чиновник для поручений пояснил Лыкову:
— Это кличка маза карманников Алексея Бедняка.
Артельщик продолжил:
— Тот обязал Жоржика, Маруську Толстую и Ваську Сатану…
— Шайка воров с Разъезжей, — вставил Мищук и прикрикнул на Заостровского: — Давай уже к делу!
— Слушаюсь. Они и нашли. Есть такой… Зовут его по паспорту Иосиф Панфилов. Мещанин города Нахичевань-на-Дону. Прописан в Лейхтенбергской улице, в доме нумер два. И при этом — мутный!
— В каком смысле?
— А чем себя содержит, непонятно.
— Таких половина города! Вот взять хотя бы тебя.
Артельщик неодобрительно посмотрел на чиновника для поручений:
— Таких, да не таких. Панфилов фартовый, а мы его еле-еле нашли. Все почему? Мутный. Вон их высокородие уж поняли меня.
Лыков подсел к доносителю поближе:
— Он ведь приезжий? Из Москвы?
— Да.
— Спасибо, Иван Петрович. Вины твои с тебя сняты, можешь пока маклакствовать дальше. Только не увлекайся.
Заостровский ушел. Алексей Николаевич принялся насвистывать какую-то мелодию. Мищук заинтригованно смотрел на него и ждал. Потом спросил:
— Вы знаете этого чернобрового?
— Похож на одного…
— Будем брать?
— Ага.
В час ночи сыскные явились на Лейхтенбергскую улицу, растолкали жильца и велели быстро одеваться. Тот спросонья начал было скандалить, но ему посоветовали заткнуться. Вскоре дядя уже сидел перед Филипповым и давал первые показания. Лыков расположился напротив и рассматривал содержимое карманов задержанного. Он осторожно брал предметы двумя пальцами, крутил их, а потом складывал в газету.