Вернемся к эвакуации. Чтобы перевезти и запустить заводы, в сложнейших условиях и за считанные недели (если это вообще возможно), процесс должен находиться в одних руках, иначе он будет постоянно ломаться на стыках. Чьи это были руки? То, что это делал не Каганович, — уже понятно. Ковалев? Его задача — проталкивать грузы по дорогам из пункта А в пункт Б, и только.
Впрочем, погрузить и вывезти завод являлось сравнительно легким делом. Запустить его снова — задача уже на порядок труднее. Кто этим занимался? ВПК? Может быть, и ВПК — но кто именно в ней? Кто вообще руководил ВПК в июне 1941 года, если этот орган существовал? А если нет — то какая структура его заменила?
«Ты чувствуешь сквозняк оттого, что это место свободно?»
Добрым словом и револьвером можно добиться большего, чем просто добрым словом.
Народная мудрость
Как на обычном фронте самое уязвимое место — стык воинских частей, так и на трудовом фронте самое опасное — это стыки между ведомствами, особенно в условиях описанного чуть выше бардака. Разного рода межведомственные бюро и комиссии ситуацию в известной степени облегчали, но не давали гарантии выполнения задачи. А рисковать Сталин не мог, не имел он права рисковать.
Максимальную гарантию давала жестко централизованная система, во главе которой стоял сильный организатор, отвечающий за все, с таким объемом полномочий, чтобы никто не смел сказать ему: «Это не ваша компетенция». Таких людей в Советском Союзе в то время было пятеро, и назывались они ГКО. Это первое.
Второе: эвакуация могла быть проведена успешно только в одном случае — если ею занималась организация, имеющая своих представителей в каждом ведомстве, на каждой станции, на каждом заводе. Таких структур в 1941 году в СССР было три: государство, партия и... нет, не армия. Полномочия военных заканчивались у заводской проходной. А вот НКВД легко ее пересекал. Формально секретный отдел на заводе занимался охраной государственной тайны — но это формально. Фактически же, как мы увидим дальше, НКВД был инструментом, заточенным под любые задачи.
Государственный механизм в Советском Союзе был сырой, плохо отлаженный, пораженный постоянными внутренними разборками. Партия являлась структурой более упорядоченной, но... перебазированием промышленности она не руководила. Откуда мы это знаем? Очень просто: если бы это было так, то одами об этом великом подвиге полнились бы все учебники истории, от рассказов для младшеклассников до докторских диссертаций. О партии бы не молчали. Впрочем, не молчали бы и о роли государства — не оды, так диссертации и книги уж точно бы написали. А у нас в этом вопросе ложь и умолчания громоздятся друг на друга курганами. Остается НКВД — по крайней мере, тут есть мотив врать и молчать.