— Нашел. Которое читать?
— Не надо читать. Я сама процитирую части, которые подтверждают твою невнимательность. А ты проверяй, не ошиблась ли я. Сонет я не буду цитировать: тогда он еще не видел меня. А теперь слушай, как начинается первое письмо: «Ах, сударыня, Вера Дярфашева, вот и Вы забиваете прелестную Вашу головку чтением легкомысленных сочинений новомодных венгерских бумагомарак. Может быть, это и лестно для Вашего верного поклонника, однако ж, и я не могу умолчать об этом, неправильно. Жаль, ей-богу, чтением несовершенных моих, хотя пускай и не лишенных воодушевления и некоторого таланта, опытов утомлять Ваши дивные, живые, блестящие глазки». А теперь послушай вот это, из письма, написанного через тринадцать лет: «Пусть мы не видимся с Вами годами, я знаю все же, что Вы меня вспоминаете, как и я Вас, хотя, я уверен, и не так часто. И, читая Ваше письмо, я Вас видел еще живее, чем обычно; из письма этого ярким светом блестели Ваши глаза, самые сияющие глаза в XX столетии. Прошу Вас, храните их свет: по нему я узнаю Вас в долине Иосафата». Ты догадался, милый? Вижу, догадался… Ну конечно же, ни в одном твоем стихотворении, написанном обо мне, нет ни слова о том, что у любимой твоей есть еще и глаза. Словно я родилась слепой.
6
Я покраснел от стыда.
— Не принимай мой упрек близко к сердцу. Честное слово, я это упомянула просто так, без умысла; ты ведь знаешь, я всегда замечаю мелочи, — ощутил я теплое воздушное касание руки Веры. — Других досадных мелочей не было в нашей любви… только то, что я слишком уж подчинила себя твоей воле. Я отказалась от всех других своих чувств, чтобы вся моя жизнь принадлежала тебе. Если у тебя появится новая женщина, передай ей мое завещание: пусть она будет умнее меня. Человек не должен до такой степени растворяться в другом человеке.
— Новая женщина? Почему ты так жестока?
— Не принимай всерьез. Это я из ревности. Ты же знаешь, я всегда была очень ревнивой. Я готова была выцарапать глаза любой женщине, если она смотрела на тебя хоть на мгновение дольше, чем требовалось.
— Уж коли зашла речь об этом, я тоже был ревнив, как…
— Нет, — перебила Вера, — ты не был ревнив.
— Ей-богу, был.
— Хорошо, я скажу точнее. Ты был ревнив недостаточно, и это ранило мое самолюбие. Видишь, сколько у меня обид?
— У меня тоже их хватает. Ты меня обидела только что, когда сказала о новой женщине.
— Дурачок. Я же не о новой любви. Новая женщина? Подумаешь, пустяки.
— Все равно мне обидно. Ведь в самом этом предположении…
— Стоп. Не старайся сейчас быть поэтом. Забудь про эффектные метафоры. Если ты очень хочешь сказать мне приятное, пообещай лишь, что, если в жизни твоей появится какое-нибудь милое существо, ты… в общем, очень тебя прошу, не рассказывай ей обо мне.