— А где же ваш муж? — спросил он, недоумевая.
— Его здесь нет. Я одна. У меня в распоряжении ровно час. В половине четвертого уходит мой поезд, я уезжаю в Кечкемет. Давайте прогуляемся к Тисе. Мне нужно поговорить с вами.
Даже в этой, не совсем обычной ситуации Аннушка была так строга и решительна, что Дюла не посмел ни о чем спросить и молча последовал за нею к вращающейся двери. На улице она сама взяла его под руку, уверенно и привычно — как мужа. Они пошли по направлению к Тисе.
— Сейчас я все вам скажу. Дело вот в чем, Дюла, дорогой…
— Аннушка, — Дюла прижал к себе ее руку.
— Сегодня я имею право называть вас так — мы ведь видимся последний раз в жизни.
— Последний?
— Погодите. Через два дня мы с мужем отправимся в Лондон. Мы уезжаем из Венгрии.
— Но почему? — воскликнул актер.
— Муж говорит, что будет война. Германия хочет войны. Мы уже продали поместье. У мужа есть в Англии какие-то связи. Кроме того, там особенно ценят венгерских агрономов.
Длинные, полупрозрачные штрихи перечеркнули солнце. Под липами пронесся легкий ветерок. Дюла с Аннушкой шли мимо каменной дамбы к музею. Аннушкины пальцы медленно, робко скользнули в Дюлину ладонь. Какое-то время они торопливо шли вперед, не говоря ни слова.
— Аннушка! — внезапно вырвалось у Дюлы. — Не уезжайте. Останьтесь. Будьте моей женой!
Облачко пробежало по ясному Аннушкиному лицу.
— Значит, вы полагаете, — спросила она, — что если бы я не уезжала через два дня в Лондон, то сбежала бы от мужа к вам? Я пришла потому, что не увижу вас больше.
— И вы можете говорить об этом так хладнокровно?
— Хладнокровно?
— Да.
— Хладнокровно? — Аннушка внезапно расплакалась и припала к Дюлиному плечу. — Неужели вы хотите испортить наш с вами последний час?
— Аннушка, Аннушка… если б вы решились… если б остались со мной прямо сейчас…
Женщина остановилась.
— Если вы не перестанете, я уйду. — И высвободила руку.
— Хорошо, я больше не буду. — Он снова притянул Аннушку к себе. — Только побудьте со мной, хотя бы один час. Знаете, когда-то давным-давно, когда я прыгнул в Тису, вот оттуда, — он указал рукой на маячивший впереди мост, — один из моих приемных отцов сказал, что мне должны поставить памятник, здесь, на берегу реки. Я должен был бы стоять над рекой и кричать на весь мир: «Аннушка!» Вот я здесь и стою.
С этими словами он внезапно прыгнул на траву, раскинул руки и закричал во все горло:
— Аннушка! Аннушка! Аннушка! Я хочу стоять здесь всю жизнь и выкрикивать ваше имя…
Аннушка схватила его за руку и втащила обратно на дорожку.
— Я должна уехать, — сказала она, глядя Дюле в глаза, — я не могу оставить мужа… Я слишком стара для этого.