Разноголосица птичьего пения подбадривала русских витязей. Шелестели деревья, нашёптывая им что-то сокровенное, родное и вливая в усталые души новые силы.
Перешли реку Байгору. Князь Даниил остановил дружину, объехал её, осмотрел оружие и приказал:
— Держаться всем вместе, словно кремник! Если случится принять бой — нападать разом, не отставая и не опережая! Действовать смело и напористо! В походе расслабиться, но быть начеку! А сейчас рысь-сь-ю! За мной! Вперёд!..
Колонна тронулась. Загудела земля под копытами боевых коней. Ещё не склонила голову перед завоевателем Южная, Липецкая и Воронежская Русь. Русский народ Черлёного Яра...
Василий Шумахов проснулся, чувствуя себя так легко, как будто и не было вчера тяжёлой боли в голове. Солнце поднялось уже высоко над горизонтом и слепило глаза, а вокруг вовсю гудело кочевье. Блеяли овцы, ревели верблюды, собаки кружили вокруг овечьих стад, безукоризненно выполняя свои обязанности.
Вдалеке послышался топот конских копыт и лай собак. Это табунщики гнали с пастбищ коней.
— Значит, сегодня выступим! — обрадовался Василий и поспешил к юрте Харалдая.
А тысячник держался за голову и стонал:
— Ой, болит! Ой, тяжко мне!
— Что случилося, славный бахадур? — удивился Василий. — Аль нездоровится? Аль простыл?
— Да какое там простыл! Ой! Вчера, уж после твоего ухода, удумал полечить голову вином, да не рассчитал. А сейчас... Ой! Череп просто раскалывается! Брысь! — Отпихнул Харалдай ластившуюся к нему ночную девку. — Не до тебя!
— Да ты, гляжу, и блудом занимаешься? — усмехнулся Василий.
— А ты не занимаешься? — раздражённо буркнул тысячник.
— Нет! — отрезал Шумахов.
Харалдай внимательно посмотрел на него воспалёнными глазами, точно хотел что-то сказать, но снова застонал:
— Ой-ой! Чем же башку полечить?
— Слушай, нам ехать надо, — посерьёзнел Шумахов, и тысячник болезненно поморщился:
— Да послал я за конями, послал! Сейчас пригонят, и будем собираться.
Харалдай походил ещё взад-вперёд по юрте, а потом махнул рукой и, схватив с полки глиняный кувшин, стал жадно пить, пока кувшин не опустел. Утёр губы и с наслаждением протянул:
— О-о-ох!..
— Вино? — поинтересовался Василий.
— Сдурел? Какое вино? — возмутился татарин и сел на ковёр, закрыв глаза. Через пару минут открыл, заулыбался и облегчённо пробормотал: — Проходит! Хороший кумыс, крепкий!..
В юрту вбежал сотник Кезинер и доложил, что воины к походу готовы.
— Хорошо, иди, я сейчас, — ответил тысячник. — И ты тоже иди, — указал на дверь Василию.
Солнце уже припекало изрядно. В воздухе стояла пыль, поднятая конями. Василий еле нашёл в табуне своего скакуна. Вернее, конь угадал его. Завидя Василия, гнедой красавец встал на дыбы и заржал. Умный конь успел за эти дни привыкнуть к своему новому хозяину. Василий подошёл к гнедому, похлопал по холке, повёл к юртам и оседлал. Конь стоял как вкопанный, пока Василий садился на него. Но лишь всадник дёрнул поводья, гнедой мгновенно тронулся с места.