И хочет князь отозваться, ответить, да не может. И не от страха, но язык почему-то не шевелится, руки-ноги не движутся. И забился князь, задрожал, как в ознобе... И — проснулся. В холодном поту, будто ледяной водой окатили из кадки. Сел на постели, утёрся рушником, оделся потеплее и вышел из терема.
На дворе темень, но первые петухи уже перекличку затеяли. Месяц бледный, суровый равнодушно глядит на землю.
И ещё пуще взяла князя Даниила тоска по Аксинье. Слёзы ручьём хлынули из глаз, и он тихо, жалобно не то запричитал, не то запел:
— Ты, любовь моя,
Свет-Аксиньюшка,
Прилети ко мне
Хоть голубкою,
Обернись опять
Нежной женщиной,
Посиди со мной
Сбоку рядышком.
Хоть словцо скажи
В утешение,
Хоть поплачь со мной
В облегчение.
Где же ты теперь,
Моя милая?
Не видать тебя,
Где ж ты прячешься?
Посмотреть на тебя
Очень хочется,
Но не быть тому,
Что не ведомо.
Не видать тебя,
Моя нежная.
Али проклят я
За грехи мои?
Коли мне дана
Доля горькая,
Сердце ноет-болит,
Разрывается,
До конца моих
Беспросветных дней
Мне, любимая,
Знать, печалиться...
Ещё сильнее заплакал князь. Зарыдал, всем телом затрясся. И вдруг!..
— Что с тобой, княже? — услышал он и оглянулся.
Силай.
— Что случилось, княже? — повторил верный товарищ.
— Ох, тяжко мне, Силаюшка, больно и тоскливо на сердце... Когда же зима пройдёт, да на татар бы двинуться, хоть в сраженьях душу от печали и грусти муторной отвести!
— Так зима только начинается, княже.
— Не перетерплю я её. Я крови вражьей хочу!.. Поехали, Силаюшка, в степь прогуляемся.
Силай озадаченно кивнул:
— Ну поехали... А когда?
— Да вот по чарке мёду сладкого для сугреву выпьем и отправимся.
— Вдвоём?
— А кто нам ещё нужен?
— Может, Руса возьмём?
— Ладно, возьмём. А у кого же тут мёд имеется? — почесал затылок Даниил.
— Княже, мёд в дорогу пить опасно, — покачал головой Силай. — Давай-ка лучше заморского вина найдём.
— А где найдём-то?
— Слыхал я, Прокоп Селянинович с собой это зелье таскает, — сообщил Силай. — Говорят, так к нему привык, что ни на какое другое и не смотрит.
— А где он ночует?
— Да вон в той землянке, с Аристархом вместе и татаркой.
— Татарка — его внучка, — пояснил Даниил.
— На басурманке женат?! — изумился Силай.
— Нет, дочка замужем в степи за татарином.
— Ну, ладно, не наше дело, — махнул рукой Силай. — А как вино-то достать?
— Сходи и разбуди его.
— Да неудобно.
— Это что ж? Мне идти, что ли?
— Ладно, княже, схожу...
Силай тихо вошёл в землянку Прокопа Селяниновича. Немного погодя, тоже тихо и разговаривая шёпотом, вышли оба.
— Ты уж прости, Прокоп Селянинович, — виновато вздохнул князь. — Что-то не спится нам. Сидим вот, замерзаем, ну и решили согреться. Хотели мёду выпить, да в дорогу собрались — нельзя, от мёду голова потом болеть будет. А у тебя вроде вино хорошее имеется. Ты б угостил нас.