— Есть у нас и Любовь! — с вызовом глянула девушка в глаза парню. — А что удивляешься? Мы все трое родились в день святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии.
— И Любовь такая же красивая, как вы с Верой? — прищурился Кирилл.
— А суди сам — вон она! — указала Надежда на стоявшую рядом девушку, которая засмущалась и отвернулась.
— Ладно, ждите нас завтра, девчата! — И Кирилл поскакал к лесу. — Мы снова приедем, только приводите уж и Веру!..
Рвач быстро поправлялся. Конечно, он понимал, что родители Кирилла и Пантелеймона ничем перед ним не виноваты, но, отродясь не ведая, что такое благодарность, затаил злобу и на своих спасителей.
«Пускай, пускай только выходят меня, — думал Рвач, уже самостоятельно переворачиваясь с боку на бок, — а потом сочтёмся... плахой... Видать, их сынки и Демьяна освободили, и Ефима убили. Злыдни, псово племя!.. Да и эти, кто знает — сейчас отхаживают, а завтра прикончат... Нет, чуток поправлюсь и уйду. Ночью, незаметно уйду...»
Дверь скрипнула, и в опочивальню заглянул Матвей:
— Здрав будь, Ефим Матвеевич. Как спалось?
— Ничего, хорошо, — спокойно ответил Рвач. — Здрав и ты будь, Матвей Антонович.
— Спасибочки! Варька щас завтрак принесёт, подкрепись. И Чернавка скоро придёт, будет учить тебя ходить.
— Учить ходить?! — удивился больной.
— Она сказала, кто долго лежал, ходить разучивается и заново учиться надобно, как дитю малому, — улыбнулся в густую бороду Матвей.
Рвач с подозрением посмотрел на хозяина, но тут вошла Варвара с миской дымящихся жирных щей.
— Потрапезуй, Ефим Матвеевич! — Поставила у изголовья миску, положила краюху свежего ноздреватого ржаного хлеба и большую деревянную ложку. Чтобы не смущать больного, Матвей с Варварой вышли. Хотя могли и остаться — Рвач был не из стыдливых.
Когда пришли Чернавка с Матвеем, Рвач уже закончил трапезу.
— Поправляешься? — спросила старуха, пристально всматриваясь в глаза Рвача и точно ловя затаившиеся в них искры злобы и ненависти. Бросила острый взгляд и на Матвея и многозначительно покачала головой. Вздохнула: — Поди, залежался ты, Ефим Матвеевич. Надо начинать ходить. А ну-ка, пробуй подняться. — Она взяла Рвача за руки и потянула на себя. — Подмогни, Матвей Антонович.
Матвей схватил Рвача под мышки и потащил с постели.
— Ой, ой, голова кругом! — застонал больной.
— Во! Я и говорю — залежался! — проворчала Чернавка. — А те уж домой пора. Ставь его, Матвей, ставь!
— Не могу! Упаду! — повис на хозяине Рвач.
— Не упадёшь, — хмыкнула Чернавка и отстранила Матвея: — Пущай сам.