— Говори!
— Знаешь ли ты, что Софья вовсю крутит хвостом с Федькой Шакловитым? Смотри, Василий, еще немного — и она вычеркнет тебя из своей жизни как ненужную вещь.
— Не говори чепухи! Кто тебе сказал такую глупость?
— У меня тоже есть свои осведомители.
— Софья Алексеевна никогда этого не сделает! Скажу по совести, я был бы только счастлив, если бы она нашла себе достойного возлюбленного. Но она весьма привязана ко мне, даже слишком.
— Ой ли? Когда ты последний раз с ней спал? Молчишь? То-то же! Как только ты уйдешь в поход, Шакловитый запрыгнет к ней в постель раньше, чем ты остановишься на первый привал, и ты будешь ей уже не нужен. А уж когда вернешься из Крыма… Слушай, Вася, я тебе скажу две неприятные вещи. Во-первых, крымчан вам не одолеть. Ни с помощью Бога, ни без оной. Во-вторых, если только ты опять проиграешь военную кампанию, то Софья тебе этого никогда не простит.
— И что ты предлагаешь? — с безысходностью в голосе спросил князь Василий, чьи нехорошие предчувствия во многом пересекались с предсказаниями двоюродного брата.
— Приходи к нам, то есть к Петру Алексеевичу. Клянусь, тебе все будут очень рады. А в качестве небольшой любезности наш молодой царь просит тебя избегать сражений и вернуться домой скорее на щите, чем под щитом. Ты меня понял? Как говорится, Amicus Plato, sed magis amica veritas>[9].
— Борис, как ты можешь предлагать мне такую низость?
— Я предлагаю не низость, а спасение. Петр здоров как бык, и нас с тобой переживет. Если ты еще не заметил, то прошу обратить внимание, что он вырос, женился и ему больше не нужна мамка, то есть регентша.
Как ты думаешь, сколько времени Софья еще продержится на троне? Вовремя сделанное предательство, это не предательство, а политика. Впрочем, не мне тебя учить…
— Что ты хочешь сказать? — вспыхнул советник царевны, отводя глаза.
— Мне назвать фамилию некоего тобольского узника, попавшего в опалу твоими стараниями? И не надо на меня смотреть с видом бедной овечки! Тайное всегда становится явным, мой дорогой брат. Но я тебя не осуждаю, ни Боже мой! Tempora mutantur et nos mutamur in illis [10].
Только помни, что у тебя еще есть шанс выйти невредимым. Упустишь — даже я не смогу тебе помочь. Подумай над этим, а я пойду. Мария Федоровна все глаза проглядела на дорогу, меня ожидаючи. Не провожай, я знаю дорогу.
С этими словами он вышел вон, по пути щелкнув по носу мраморную статую толстого малыша, а хозяин дома еще долго мерил шагами кабинет, мучительно пытаясь выбрать единственно правильное решение. Так ничего не придумав, он махнул рукой на визит брата, предоставив решение судьбе. Но слова Бориса об измене Софьи задели его гораздо больше, чем он мог себе представить.