— Ну вот ты сама подумай, зачем кому‐то убивать человека ради никому не известной пары куплетов? — холодно спросил он. — Ты же умная, Ника.
— Потому что Марк — музыкальный гений, и он понял, что этo долбаный хит, как только услышал это! Он ведь говорит прямо на видео, что это классная песня! — выпалила я. — Да и какая разница зачем? Он же только что признался.
Мы оба оглянулись на Риммера, который так и сидел, уставившись в экран.
— Признался? Я ничего не слышал. Мое слово против твоего, крошка.
— Пошел ты.
— Ника, ну не будь дурой, он же не Саймон Коуэлл, чтобы видеть в прыщавых подростках звезд, а в трех аккордах — хиты. Мы записали ее скрытым треком к нашему первому альбому как дань памяти твоей сестре, которая была нашим близким другом, — не унимался Хью. — Марк говорит в метафорическом смысле… Мы убили ее веру в себя. Мы убили ее молодость… Я прав, Марк?
Тот молчал, как будто был где‐то очень далеко.
— Марк! — закричала я. — Марк, да скажи же что‐нибудь! Что это все значит, блин!
Наконец он поднял на меня глаза:
— Хочешь знать правду? Я же сказал: я убил ее, забрал ее жизнь, никаких вторых смыслов. И знаешь что, пожалуй, настал момент, когда я готов за это ответить.
Я смотрела в глаза твоего убийцы и видела в них свое отражение. Все казалось нереальным: картонные стены, складные стулья. Как будто на спектакле студенческой труппы.
— Она была такой маленькой. Она просто сломалась. Я не хотел…
Хью не дал ему договорить:
— Да заткнись же ты!
Хью с силой ударил его в лицо. Из рассеченной перстнем-черепом губы Марка хлынула кровь. Но он даже не попытался ответить Хью. И я поняла почему — он больше не мог скрывать того, как сильно презирал его, и сейчас для Риммера Хью просто не существовало. Как будто с его глаз спала пелена и он больше не чувствовал на себе чар его темного обаяния.
— Я убил Джен, — повторил Марк спокойным тоном, почти без выражения, не обращая внимания на сочащуюся кровь. Он поднялся со стула и зашагал по комнате. — Мы похоронили ее той ночью, мы вдвоем.
— Кто второй человек? — Сердце у меня больно вжалось в ребра. — Крис?
— Нет, — Марк покачал головой. — Хью. Хью помог мне похоронить ее. Педофил Хью.
Я почувствовала, как где‐то глубоко внутри мозга что‐то лопнуло от напряжения. Я снова сделала шаг к двери. Марк не шелохнулся, он просто моргал, уставившись в пространство, будто рядом с ним только что взорвалась бомба.
— Ни ты, ни это видео не покинут пределы этой комнаты, дорогая, — почти ласково сказал Хью, крепко обхватив меня за талию. — Там, на улице, все журналисты этой страны, десятки камер, гребаное Би-би-си, сотни тысяч людей. Думаешь, я могу позволить тебе говорить с кем‐то из них о наших личных делах? В любой другой день, но только не сегодня. Ты не испортишь эту ночь своими бреднями и большими, полными слез глазами на камеру.