Ко мне она тоже была столь же терпима – несколько раздраженная любовь снисходительного родителя, использующего эвфемизмы типа «энергичный», для оправдания сомнительного поведения. «Эмми, это же глупо», – мягко журила она меня, поймав на горячем, – я старательно выдавливала зубную пасту на аккуратно сложенные брюки приехавшего в гости деда. «Сколько же в тебе уживается!» – вздыхала Рэйч, когда я меньше чем за минуту переходила от смеха к слезам и обратно. Иногда я пыталась соблазнить ее прелестями темной стороны. Рэйч с почтительным ужасом смотрела, как я предлагаю няне «яблочный сок», протягивая ей стакан свежей мочи, над которой еще поднимался пар, и хихикала, когда я подложила подушку-пердушку приехавшему к отцу по делам продюсеру Би-би-си. Но наша близость основывалась на сестринском языке, который знали только мы вдвоем, и на общих секретах нашего нетрадиционного мира.
* * *
Мы с Рэйч жили в одной комнате, разделенной пополам. Между нашими кроватями стояла бамбуковая ширма, узкий сектор Газа, разделявший наши территории. Из-за этой ширмы у нас постоянно возникали пограничные конфликты. На стороне Рэйч кукла Уильям Шекспир в нейлоновой шапочке держала в руках свиток. Кукла сидела рядом с миниатюрной Библией и пухлым дневником, который Рэйч вела уже пять лет. На дневнике красовалась надпись: «ЛИЧНОЕ!!!» На моей стороне валялись книжки типа «Самая испорченная девчонка в школе», блестящие тени для век и розовые щетки для волос. А еще у меня был маленький алтарь Генриха VIII. Его подход к жизни – «гони, словно украл» – был мне очень близок. Как придворные Генриха, мы никогда не знали, что ждет нас впереди.
Невозможно было предсказать, что вызовет очередной родительский срыв в нашем доме. В десять лет я сказала маме, что мне «не очень-то нравятся» уроки игры на пианино, которые давала нам дива под странным зонтиком. После этого начался настоящий спектакль с заламыванием рук и стонами: «Ты понимаешь, как глубоко меня ранили эти слова?» Впрочем, когда через несколько лет мама поймала меня, наливающую во фляжку со свадьбы Чарльза и Дианы вино, чтобы выпить в школе, она просто закатила глаза и простонала: «Ты невозможна!» Папа лишь снисходительно улыбнулся, когда мы с Рэйч стянули его журнал «Плейбой» и продемонстрировали его гостям, но пришел в настоящую ярость, обнаружив в портфеле Рэйч роман Джеки Коллинз. Он кричал, что это «героин для разума» и Рэйч «лучше сразу перейти на кокаин». А потом папа подарил ей роман Джеффри Арчера.
Редкие визиты подружек из семей с собаками приводили меня в ужас. Я готовилась к ним, как к военной операции, заставляла маму смахивать паутину с плиты, требовала, чтобы она оделась как «нормальная мама», и убрала свою фотографию в молодости, на которой она в обнаженном виде сидела верхом на стуле в стиле Кристин Килер