Беседа прерывается на пару минут. Я спокойно, с наслаждением и даже нескрываемым восторгом ем свою запретную пищу, выдворяя из головы Рональда с его глупыми и никому не нужными признаниями, Джаспера с выражением его лица, когда отказал мне на самую главную просьбу, и даже священника, вещающего сегодня у алтаря слишком пафосные слова.
Сейчас, впервые за весь день, начиная с пробуждения в восемь и заканчивая встречей с Конти, которую постараюсь забыть как можно скорее, я абсолютно спокойна. У меня не трепещет в груди сердце, не пересыхает во рту, не покалывает между ребрами и уж точно не отдает в голову.
Сейчас я чувствую себя человеком. Живым. Нормальным.
Похоже, мы многого не знаем о вредной еде и ее влиянии на общее состояние потребителей…
— Попробуй, — удивляя и себя, и Каллена, молчаливо наблюдающего за дождем, мной и редкими посетителями, приезжающими сюда, предлагаю я. Протягиваю ему один золотисто-оранжевый наггетс.
— Изза, — Аметистовый с едва заметным смешком закатывает глаза, — пощади мой желудок.
— У него и так есть, кому его щадить, — заявляю, не отметая своей затеи, — по сравнению со всеми вредными привычками, пару кусочков жирной курицы — мелочь.
Он смотрит на меня чересчур внимательно, будто бы проверяя. Немного теряюсь от того взгляда и, хоть рука с курицей затекает, все же не убираю ее. Жду.
И терпение вознаграждается.
Эдвард осторожно, будто это вовсе не обжаренный в тесте горячий наггетс, чей аромат будит все мои вкусовые рецепторы, а что-то из соседней помойки, принимает мое предложение. Без отвращения — видимого, по крайней мере, без особых возражений.
Хочет приобщиться к тому, что нравится мне? Правда?
— Ну как? — когда пробует, спрашиваю я. Оставляю в покое бумажку от съеденного чизбургера, сминая ее в комочек и возвращая в пакет. Коробку с наггетсами и картошкой ставлю на подушку безопасности.
Каллен неглубоко вздыхает и, хоть видно, что очень не хочет признаваться, все же делает это:
— Неплохо.
Моя маленькая победа… чувство триумфа окрыляет, это правда.
— И вредно.
— И вредно, — соглашается он, — так что больше мы сюда не поедем.
Какое смелое заявление, сэр… вы очень самонадеяны.
— Что-то мне подсказывает, что ты передумаешь, — выуживаю из коробки еще один кусочек неправильной формы, вкладывая в его пальцы, — у меня где-то был сырный соус…
Почти заставляю его, самостоятельно взяв за ладонь, обмакнуть наггетс в густое содержимое пластикового коробка. И съесть.
— Ты ничего не видела, — с лже-предупреждением замечает Эдвард, вытирая рот салфеткой, — я только что грубо попрал свои принципы.