До боли неприятное ощущение, что он выше меня, что сильнее и куда, куда злее, ужасает. Я впервые вижу Эдварда таким. И очень надеюсь, что в последний раз…
— Мужчины…
— Я не сплю с мужчинами! — рявкает, не сдерживаясь, он. — Но с тобой спать не стану тоже. Никогда больше не смей говорить об этом.
Мне начинает казаться, что он меня ударит. Часто дыша, до крови прикусив губу, слежу за его рукой, устроенной возле моей талии. От Джаспера не было страшно получить такой удар… от Деметрия, от Рональда… но от Эдварда… с его ладонью… страшно.
Мамочки!
— Иди в спальню, — впрочем, видимо не намеренный сегодня силой указывать, кто здесь хозяин, ограничиваясь словами, Каллен дает мне возможность скрыться. Тяжело вздыхает, кивая на дверь.
И не двигается с места, пока я позорно сбегаю. Не удосуживается даже за мной закрыть.
Здесь, в своей новой комнате, с этими картинами, стенами и чемоданом, путаясь в покрывале, выделенном, чтобы прикрыться, кидаюсь к кровати. Захлопываю дверь, поворачивая замочек возле ручки, и, только убедившись, что закрыта, кое-как выдыхаю.
Чувствую, что плачу и что болит палец. Сильно болит, безымянный, на левой ладони. И только потом, когда слез становится чуть меньше, замечаю почему — сдираю с него кольцо. Без каких-либо расчетов, без особой подготовки… сдираю, безбожно расцарапывая крылом голубки кожу. Вспарывая ее.
И то, что из порезов сочится кровь, заставляет-таки зарыдать в голос.
* * *
Утро не приносит с собой ни облегчения, ни хоть малейшего намека на какие-то позитивные эмоции. Почему-то говорят, что вечера оно мудренее… а ночи? Если событие, которое назвать «мудрым», язык не повернется, случилось после заката солнца, в три часа пополуночи, можно рассчитывать на утреннее снисхождение от собственного сознания? И если да, то в каком объеме?
Я мало сплю этой ночью. Больше сижу, уставившись на стену с картиной перед собой, глядя, как переливается купол собора Святого Марка во время мелькания фар за окном в редких проблесках, долетающих из-под опущенных жалюзи.
Наверное, в какой-то момент я засыпаю, потому что точность времени упускается, и, больше не глядя на часы в своем мобильном, то и дело загорающемся в темноте комнаты, я не могу точно сказать, когда уже утро.
Но просыпаюсь и снова, как в кошмаре, как в худшем из нескончаемых снов, вижу, что еще темно. И дисплей с удушающе-безмятежным спокойствием сообщает, что темно будет еще долго…
Я проигрываю то, что сделала десяток раз. Опираясь плечами на спинку кровати, не удосужившись даже подушки подложить, легонько посасываю губами кровь из многочисленных порезов, нанесенных чертовым кольцом, и даю мыслям волю. Даю разбежаться и взлететь. Хоть чуть-чуть попарить…