— Знаешь, я бы хотела приехать сюда и летом тоже. Здесь неплохое место, чтобы встретить двадцатипятилетие.
— Прямо тут? — Эдвард многозначительно приподнимает наше одеяло. В глазах — чертята.
— И прямо тут тоже, — не теряюсь, чмокнув его губы, уже чуть опухшие от наших нескончаемых поцелуев, — ночью. А утром — с детьми, в том лесу, где встретили Дамирку. Мне кажется, им бы понравились полянки и наш маленький каменный домик. Интересно, его еще сдают?
— В тебе действительно пробудилась русская душа, Белла.
— Это к лучшему. Я слишком многим обязана этой стране. А еще, русский — тот язык, на котором я в тебя влюбилась. «Уникальный», помнишь?
Эдвард накрывает мои пальцы на своей груди собственной рукой.
— Такого мне не забыть, любимая.
— И мне тоже, — добродушно ему улыбаюсь, легко огладив скулу, — к тому же, μπαμπά Xai, твои дочери нуждаются в стимуле говорить по-русски. И в практике.
— Мне льстит, что ты хочешь сохранить для них этот язык.
— Красивый язык — и неотъемлемая часть тебя. Я хочу сохранить в них все твое, Алексайо. Я это слишком сильно люблю, чтобы потерять.
Моя откровенность находит в Эдварде понимание. Нет ни отзвуков грусти, ни проблесков тоски, мы уже перешагнули эти этапы — имеется лишь сожаление. Теплое, простое, искреннее сожаление. Оно у нас нечастый гость, но иногда заходит — ни я, ни Ксай не станем отрицать, что появление в доме наших общих дочек скрасило ситуацию с далеким, дай Бог, очень далеким уходом Эдварда. Ему в этом плане стало спокойнее. А мне порой все чувствуется острее…
— Мы вернемся сюда летом, чтобы отметить твой день рождения, Бельчонок. Раз ты так хочешь, так и будет.
Преодолевая проклюнувшуюся удручающую нотку, я краду у Эдварда поцелуй. Он мне обезоруживающе, влюбленно улыбается. Все это стоило того — закрыть глаза на разницу в возрасте и то, что она несет, предрассудки и даже сопротивление мистера Каллена, наблюдающееся в самом начале — чтобы быть сейчас с ним. Вот так. Здесь.
— Тебе бы хоть раз отказать мне, Ксай. Если ты не хочешь, мы не поедем.
— Во-первых, Изабелла, я хочу, — серьезно докладывает Аметистовый, — а во-вторых, отказывать тебе я даже не подумаю. Ты подарила мне дом, семью и детей. Этот долг неоплатен. И да, солнце, я знаю, что тебе не по душе эта фраза, но вещи следует называть своими именами.
Я прищуриваюсь.
— Тогда я так и буду делать, мой идеальный человек.
Эдвард, ловко пробежавшись пальцами по моим ребрам, вызывает волну щекотки. Я щекочу его в ответ, накинувшись сверху. Изворотливости у меня больше, и Эдвард уже вовсю хохочет. Я не могу прекратить наслаждаться этим звуком.