А в нем тоже есть крупица юмора. Вдохновляет…
Я киваю.
— Ты обкурилась.
Я снова киваю, хоть и не следует — это не вопрос. Он просто констатирует факт.
— Где?
Рональд подходит ближе к моей кровати. Не так, чтобы совсем, но и не стоит далеко. Достаточное расстояние, дабы попытаться испепелить взглядом.
— Не помню, — ангельски улыбнувшись, совершенно искренне заявляю я. Если надеется получить месторасположение Обители, то напрасно. Я не выдам ни Дема, ни Джаспера.
— Дочь Рональда Свона, Изза, обкурилась, — тем временем пытается образумить меня Ронни, — ты представляешь себе этот заголовок? — на его лице ходят желваки. Недвусмысленно и понятно.
— Бестселлер.
Я его злю. Я его чудовищно злю, до последней крохи терпения. Поражаюсь тому, что из ушей еще пар не повалил — этакое испытание для его, казалось бы, легендарного самообладания.
— Я потерял из-за твоей выходки двенадцать миллионов.
— Цифры, достойные твоего банковского счета.
— Цифры, — он скалится, — в два раза превышающие твое наследство, Изза.
— Оно еще подкопится, — оптимистично заявляю я, устроив руки по бокам кровати, возле поручней. Каждый раз, когда смотрю на катетер, ощущаю неудобство и странную паническую боязнь, что если вытащу его, кровь будет не остановить. Я ненавижу кровь.
— Очень сомневаюсь, — качает головой Рональд, — если ты рухнешь на пол еще перед одним инвестором, оно и вовсе аннулируется.
А, так все дело в толстосуме-индюке? Он перепугался, когда я разбила голову?
— Кишка тонка у твоих инвесторов…
— Кишка тонка у меня, — стиснув зубы, отвечает отец, — потому что ты еще живешь в моем доме и еще используешь мои деньги. После случившегося у меня были все основания отправить тебя в твой притон.
Пальцы сами собой стискивают одеяло — рефлекс, наверное. Но подобное название для дома Джаспера меня коробит. К тому же, после того, как я звонила — хотела сказать про отмену планов на уикенд — и натыкалась на молчание в трубке. Если бы Розмари сама не съездила туда и не уверила меня, что Хейл жив-здоров, я бы не спала спокойно.
— Ты связан обещанием… — тихонько говорю я. Внезапно одеяло перестает согревать — по спине бегут ледяные мурашки — до боли неприятно. А ведь казалось, что хуже быть уже не может… всю эту неделю я только и делала, что смирялась с неприятными последствиями «пыли»: начиная от извечного озноба и заканчивая дьявольской тошнотой. Постоянной — даже при условии приема таблеток.
— Я на сто процентов уверен, Изза, что если бы твоя мать увидела тебя в понедельник, она бы со мной полностью согласилась, — хмыкает мистер Свон. И чересчур резко поправляет галстук, затянув его, кажется, слишком туго.