— Я хочу уйти, — прошу, неуверенная, что кто-то услышит.
Но слышат.
— Конечно. Ты сможешь сама?
Я неопределенно пожимаю плечами, но от рук Эдварда уворачиваюсь. Медленно сажусь, потом медленно встаю. Он делает все это вместе со мной, готовый, если нужно, подстраховать.
«Я — твоя страховка» — неожиданно вспоминается. И сегодня у меня, хорошо это или плохо, есть возможность увидеть наглядное подтверждение этим словам.
Худо-бедно, но до выхода мы добираемся. Каллен даже успевает забрать пальто, одно из которых накидывает мне на плечи.
На улице дышать становится легче. Ветер — тот самый, холодный, пронизывающий — притупляет остатки головокружения. Иду увереннее, хоть предложенной ладони мужчины не отпускаю.
Знаю, завтра с утра пожалею обо всем, что было, и буду корить себя за проявленную слабость — я не имею право трогать его и позволять трогать себя. В любой ситуации.
Но сейчас, когда уже не просто пол, а асфальт сторожит меня, намереваясь напрыгнуть сразу же, как потеряю равновесие, принципы отходят на задний план. Мне нужно дойти до машины и доехать до резиденции. А потом уже подводить неутешительные итоги…
— Не спеши, — останавливает меня Эдвард, не давая ускориться, — осторожно.
Заботливый… как мило, боже мой… заботливый сорокапятилетний Вампир… с аметистовыми, мать их, глазами!
Почти удается пережить этот вечер без особых потерь — мы уже на парковке. До машины — шагов десять, ее кремовый капот виден впереди и больше не сливается для меня с асфальтом. Но, как и пузырьку, который безбожно потопили, нам мешают.
Сигареты, чей запах прежде был приятным, желанным и не вызывал отторжения, доводят меня до ручки. Тоненькой ниточкой подбираются к носу слева — где расположились две женщины, весело щебечущие о чем-то, пока курят, — и завершают то, чего не удалось бару.
…Я дергаюсь вниз так резко, что даже Эдвард, казалось бы сосредоточенный на моем вертикальном положении, едва успевает следом.
Доселе черный асфальт становится пестрым, когда меня вырывает на него. И его теперешний, обновленный вид, и звук, которым сопровождалось обновление, вынуждают зайти на второй круг. Без возможности отдышаться.
— Изза, — Серые Перчатки гладит меня по голове, как маленькую девочку, пока тщетно стараюсь прекратить столь вопиющее безобразие, вырвавшись от него, — все в порядке, все хорошо… ничего страшного.
Конечно, ничего. Для него. Потому что не его рвет. И не при том человеке, от которого все время хочется сбежать. Как от Ронни…
— Извини меня, — просит, позволяя облокотиться на себя и тем самым удержаться. Собирает в пучок мои волосы, откидывая их за плечи, чтобы не мешали. На женщин, глядящих на меня с отвращением, внимания не обращает — в нем самом подобного нет, — такого больше не повторится.