Смаргиваю слезы, все так же, без попыток опустить глаза, глядя в аметисты. Но ожидаемого — даже самого логичного — в них не найти.
Без видимых усилий подтянув меня чуть ближе, Эдвард обнимает уже по-настоящему, устроив руки на спине. Осторожно гладит по черному пальто, не выражает недовольства, когда вытираю слезы об его рубашку.
— Ну конечно же он тобой гордится, — негромко сообщает мужчина, делая вид, что все и должно быть так, как есть. Что я не занимаюсь чем-то постыдным и не падаю в его глазах, когда так по-детски жмусь к нему и плачу, — ты его единственная дочь, Изза. Ты его самая большая драгоценность. Ну конечно гордится, а как иначе? И любит.
— Нельзя полюбить за один вечер… — упрямо хнычу я.
— Нельзя, — Эдвард кивает и на долю секунды его подбородок касается моей макушки, — но детей любят не за вечер и не за два. Их любят с самого рождения и до самой смерти. Даже при условии страшных преступлений.
Я утыкаюсь лбом в его плечо. По-прежнему не делая никаких движений навстречу, даже рук не поднимая, сейчас не хочу отстраняться. Наоборот, предательское желание требует объятий посильнее. До того, чтобы кости затрещали.
Его слова правильные, в них есть смысл, в них истина… но для других. Не всем она подходит, не каждый в такое уравнение подставит себя. Хоть и хочется. Черт, как же хочется!
— Пообещай мне, — отрезая себе путь к еще каким-нибудь откровениям, шепчу, надеясь закончить этот разговор, — что больше ты так не сделаешь…
— Как? — Эдвард чуть наклоняется ко мне. От теплого дыхания покачивается волнистая прядка, весь день не дающая мне покоя из-за задумки Леи поместить ее вне прически.
— Не оставишь меня с ним наедине.
— С Рональдом?
— Да. Не смей.
Чуть-чуть замешкавшись, он все же соглашается.
— Хорошо. Если ты сама меня не попросишь, не стану.
— Не попрошу, — уверенно отрицаю, качнув головой, — нет.
…Эдвард дает мне еще полминуты на то, чтобы взять себя в руки. Не отстраняет, не произносит ничего лишнего, все так же стоит и все так же, не убирая рук, осторожно гладит.
За терпение ему надо ставить памятник, это точно. И за то, что выслушал эту ерунду, тоже.
Напоследок, дабы больше не застало в неправильный момент, я еще раз, все еще стоя в объятьях Каллена и чувствуя его запах, проигрываю в голове всю сцену с отцом. Начиная от просьбы разговора наедине, потом упоминания, как прелестна я была в этом платье и как по-королевски, изящно и достойно держала себя весь вечер… и, наконец, признание.
Он подошел ко мне слишком близко и слишком быстро. Он не обнимал меня, не целовал в лоб, не делал ничего, что могло бы намекнуть…