Сам особняк всего в три этажа, его плохо видно за деревьями, высаженными вдоль забора, а на крыше, как мне известно, расположено устройство, мешающее распознаванию дома спутником.
Это как маленький мир, отдельное государство, покидать которое запрещено в любой день и любое время недели, кроме среды. Это вынужденно, но отмене не подлежит. К тому же, уже привычно.
В самом доме есть все, что душе заблагорассудится. Он огромен, просторен и светел. Окна в пол, нежные, переливистые цвета для отделки стен, паркет, местами сменяющийся на ковролин, известные картины, ведь я так люблю живопись…
Для Кира имеется огромная детская площадка, какую редко увидишь даже на картинках, игровая комната со всеми вариациями игрушек мира; для меня — студия с роялем, мольбертом и гончарным кругом, крытый бассейн с современной гидромассажной ванной и задний двор, на котором можно жарить барбекю. И это не считая кино-комнаты, тренажерного зала и библиотеки с сотнями книг на разных языках, в том числе — на русском.
Все, что нам заблагорассудится, появляется здесь за рекордные два-три дня. Каххар очень щедр. Он понимает, что жить в изоляции и заточении чертовски сложно.
Мы въезжаем на территорию поместья через отдельные ворота черного цвета — ворота для нас. Они ведут прямо к гаражу, не заставляя петлять между деревьями, как дороги от иных ворот. Все продуманно.
Эван гасит фары, припарковавшись на нужном месте, и выключает зажигание. Четыреста километров до дома мамы снова позади.
Мужчина, который открывает мне дверь, совсем не похож на белокурого голубоглазого телохранителя, с честью и совестью оберегающего нас уже пять лет.
Он черноволос, смугл и прекрасен. Ровная стрижка, ухоженная борода, роскошная фигура и сильные мускулистые руки… он нежно поддерживает меня, помогая выбраться из машины со спящим сыном на руках. Теплый взгляд черных глаз с обожанием проходится по умиротворенному личику мальчика.
— Привет, — шепотом зовет Каххар, поцеловав мой висок. На нем темные джинсы и свободная рубашка, застегнутая на все пуговицы. На лбу видна голубоватая венка — переживал.
Я со вздохом прижимаюсь к нему. От мужа пахнет мятой и какими-то пряностями, а запах этот означает, что я дома.
— Мы в порядке, — вместо ответного приветствия, бормочу в его широкую грудь. Он никогда не переставал следить за собой, так как знает, что порой от этого зависит жизнь.
Каххар обнимает меня за талию.
— Это делает меня счастливым. Пойдем-ка в дом.
Я сглатываю, с крохотной улыбкой мотнув головой. Он понимает меня. Он никогда, после того как приезжаю от матери, не заводит разговор о нашей встрече. Для этого будет время позже.