Эта тишина, такая блаженная и глубокая, радует слух. Сигмундур за столько времени впервые ощущает себя по-настоящему свободным. И, хоть завтра ждет тяжелый день на корабле, хоть обещают бурю из снега, хоть он снова станет пахнуть китами… ему все равно. Жизнь его уже не будет прежней, а это воодушевляет. В той ужасной жизни не было ничего. Берислава дарит ему все этой ночью.
— Что с тобой случилось? — тихо, словно бы вопрос запрещенный, она осторожно проводит пальцем по шраму на его груди. Он расчерчивает ее на две неровных части полосой без волос.
— Я учился резать китов.
— Это как-то?..
— Ага. Слишком усердствовал и заодно вспорол себя. Еще и здесь, — указывает на область у глаз, где два небольших шрама красуются среди ровной кожи.
Он говорит об этом спокойно, без лишних эмоций и воспоминаний. Это часть работы. Это нормально. Все ранятся. И ему еще повезло, как полному новичку.
Только Бериславе до спокойствия, почему-то, далеко. Она с грустной, подрагивающей улыбкой подвигается ближе и целует его шрамы. От начала до самого конца. А потом и у глаз.
— Любишь отметины?..
— Нет, — она хмуро качает головой, недовольная такой идеей, — просто мне жаль.
— Это было давно.
— А мне все равно жаль.
Ее упрямство, помноженное на нежность, растапливает китобою сердце окончательно.
Он, перехватив ее бедра, резко усаживает Бериславу к себе на талию. Гладит ее ребра.
— Эй…
— Дай мне полюбоваться видом, пожалуйста, — довольный, он по прядям устраивает ее волосы спереди, поглаживая их, — ты ужасно красива.
Смущенная девушка улыбается.
— У меня тоже вид что надо, — и ведет руками по его плечам, по груди, по ребрам. И вдруг почесывает там, проверяя на стойкость к щекотке.
Сигмундур почти сразу начинает смеяться, завертевшись под ней.
— Правда боишься? — развеселившись, она его по-настоящему щекочет. Такой большой, необъятный, он вызывает истинное умиление, едва ворочается под ее пальцами. Подчиняется ей. Дает над собой совладать.
— Я не для того тебя туда посадил…
— А для чего же?
Блеснув глазами, китобой так же резко, как и начал все это, переворачивает их на другой бок. Теперь сам нависает над девушкой, перехватывая ее руки. Она все еще смеется, такая потрясающе красивая, нежная и молодая. Она бесподобна.
— Ну дай, — она пытается вырвать руку, дабы добраться до его ребер, — ты так красиво смеешься… пожалуйста!
Сигмундур ласково целует ее лоб.
— Дам, если расскажешь мне, почему оказалась на корабельной базе.
Берислава закатывает глаза.
— Ничего интересного.
— В щекотке — тоже.
Она останавливается, прекращая вырываться. Глядит на него каким-то странным, пронизывающим взглядом. Мрачнеет. Но зато не молчит.