В маленьком домике у кромки леса, с покатой крышей, тремя окнами по периметру и круглым деревянным крыльцом, горит свет. Среди темноты позднего вечера и зарождающейся снежной бури, ставшей в последнее время почти обыденностью, он манит своим теплом и комфортом.
По глубокому снегу, навстречу острым снежинкам, спешащим к разбушевавшемуся к ночи морю, Сигмундур уверенно идет вперед. Снег безбожно залепляет глаза, холодит руки без перчаток, попадает холодным дуновением смерти за шиворот… а ему все равно. Он почему-то весело улыбается.
Таких странностей китобой не замечал за собой ни разу в жизни. Ни в детстве, ни в юности ему не могло доставить удовольствие простое общество женщины, без секса и намека на него. Никогда прежде он не изменял мечтам о хорошем перепихе с проституткой Ингрид в пользу банального поцелуя в щеку, который, как это ни странно, воспламенял все внутри и согревал так, как даже коньяк не всегда справлялся.
С появлением в его жизни Бериславы — столь же необыкновенной, сколь необыкновенное ее имя — все перевернулось и закрутилось в другую сторону, пошло по другому пути. И сейчас, каждый день засыпая и просыпаясь рядом с той, кто среди его китово-кровавой вони различает лишь зеленое яблоко и капельку мускуса, Сигмундур чувствует счастье. Никогда он не согласится этот путь изменить.
…Ветер сегодня просто адский. Немудрено, что не удалось загарпунить ни одного кита. В такую погоду снижается человеческое внимание, а животные уходят глубже, реже появляясь на поверхности. Минус тридцать. В конце марта.
Китобой ежится под своей пуховой курткой, частым морганием прогоняя снежинки с лица. Они тают, едва касаясь его кожи, но свой след оставляют. И ветер неустанно его холодит.
Двадцать пять шагов, не больше. И дома.
Это придает решимости и сил. Проработав на износ свои двенадцать часов, Сигмундур радуется их неожиданному приливу.
Правду говорят, что длительный отдых лишает прежней сноровки. Расслабленный, разнеженный теплыми вечерами и веселыми днями с Бериславой, Сигмундур и через три недели после их совместной ночи не может взять себя в руки. Может, дело в том, что она постоянно повторяется?..
Рагнар злится. Но Рагнар — импотент. Ему можно.
С ухмылкой прищурившись, мужчина преодолевает последний холмик перед домом. Ни у кого нет такой женщины. И ни у кого из китобоев, капитанов и даже вышестоящих не будет. Девственность им не подарят даже за золотые слитки… а ему подарили.
Китобой пересекает преграду из каменного заборчика, выстроенного, но недостроенного прошлым летом, и сразу же слышит собачий лай. Кьярвалль неусыпно бдит, не глядя на то, что размером еще не больше кошки.