Немного не привыкшая к такому, девушка отвечает чуть более сдавленно, чуть медленнее чем обычно. Прикасается к нему осторожнее, нежнее. Но, кажется, вскоре понимает, что сейчас ему нужно совсем другое.
Сигмундур несдержанно стонет, когда руки Бериславы как следует обхватывают его тело, а их губы уверенно, твердо соединяются воедино.
— Господи… — шипит он, спуская боксеры. Задирает ее майку, целует, посасывает, щиплет грудь.
Девушка начинает изгибаться, что несказанно его заводит.
— Я не могу без тебя дышать, — сорванно, хрипло докладывает, забирая то, что и так ему принадлежит. С самого начала. Стаскивает с нее пижамные штаны, — все, ради чего… все, благодаря чему живу… Берислава…
Растерянная, но в то же время пораженная до глубины души, она трогает его явнее, прижимается — сама — крепче. И непослушными пальцами расправляется с презервативом.
Сигмундур входит в нее в обыкновенной, даже банальной позе. Нависая горой сверху, занавешивая от внешнего мира собственными черными волосами, темнее ночи, по животному громко стонет. Упивается происходящим.
Тесная, как всегда. Горячая. Идеальная.
Берислава одной рукой обхватывает его шею, второй гладит лицо. Сильнее, чем обычно, чтобы почувствовал, ощутил… но на самом деле, с первым же движением китобой замечает, что утирает его почти высохшие слезы.
— Сильнее…
Он исполняет просьбу. Движется яростнее, движется в своем ритме.
Хныкая, изгибаясь от удовольствия, Берислава энергично кивает. Подхватывает его бедрами.
— Моя… моя, моя, моя… — рыкает Сигмундур, вбиваясь все глубже. Не может этой невозможной ночью оторваться от ее лица. Каждую эмоцию, каждую морщинку, каждое, даже самое невесомое, самое ясное чувство… забирает.
От избытка удовольствия, адреналина кошмара, всей этой ситуации его трясет.
Девушка, сжав губы, почти не моргает. Ее дыхание явно не поспевает за ритмом.
— Давай, Берислава… давай, — почти молит он, хриплым и низким басом, с трудом сдерживая себя, — ну же… ну же…
Прикасается к груди, целует ее с проблеском своей страсти, рисует твердыми пальцами по телу, зарывается ими в волосы.
Она хнычет. Качает головой.
Приглушенно взревев, китобой к чертям откидывает простыни. Оставляет ее грудь, тело… опускается вниз. Ураганом.
Резко вынудив раздвинуть колени, устраивается между ними. И применяет все, что знает, делает все, что может, ощущая пульсацию внизу живота, чтобы помочь ей дойти до финиша. Его руки возвращаются на ее грудь, терзают соски.
Берислава вскрикивает, толком не понимая, хорошо ей или уже больно…
Но, стоит признать, доходит-таки до точки. Огненной, яркой и до безумия сильной.