Ошарашенная, она даже не стонет от задетой ноги.
— Вы… — но слов нет. Только глаза пылают, так пылают… китобой прежде такого не видел.
— Твоя вода, — мрачно произносит он, буквально кидая нежданной гостье кружку, — мне жалко заливать пол кровью от твоего расшибленного лба. Вижу, за это уже получала.
Его недвусмысленный взгляд, направленный на лиловый синяк у глаза беглянки, ее смущает.
Синеватыми пальцами обхватывая чашку, девушка дрожит сильнее. Но не молчит. Не язвит.
— Спасибо вам…
И, с выражением глубокого удовлетворения, почище, чем от оргазма, залпом выпивает воду.
Сигмундур возвращается на свое кресло, но на строптивицу теперь глядит иначе. Будто присматривается.
— Как тебя зовут?
Несмотря на то, что лицо побито, выбелено, оно красиво. Изящно даже. Нет прожженности во взгляде, нет замашек закоренелых стерв. Девочка, это точно. Совсем молоденькая. Ее страх физически ощутим.
— Вы не выговорите.
— Скорее ты не выговоришь мое имя. Ну же.
— Берислава, — неловко пожав плечами, но рассудив, что вода стоит вопроса, признается незнакомка.
— Это что за зверь?
Сигмундур морщится, скривившись от незнакомого, непроизносимого звучания.
— Это два слова. «Берет славу», если дословно.
— Язык-то какой?..
— Старославянский.
Глаза мужчины распахиваются.
— И такой есть?..
— Каких только нет, — она неожиданно боязливо, кусая губу, смотрит на него с явной просьбой, — пожалуйста, можно еще воды?..
Заинтригованный происхождением своей юной «гостьи», Сигмундур не устраивает спектаклей. Просто встает и просто приносит. Две чашки.
Берислава от его щедрости подрагивает ритмичнее. Но воду берет.
— Русская, что ли?
— Почти…
— В каком смысле «почти»? — что-что, а загадок-догадок китобой ужасно не любит.
Только ответа дождаться у него не получается. Девушка с ним тянет, опуская голову, ее волосы заслоняют лицо, острые плечи даже под так и не снятой паркой, съежены. И стоит Сигмундуру попробовать призвать ее ускориться, как у него звонит телефон. В спальне.
— Сука, — просто резюмирует он, выслушав абонента.
День становит еще «лучше». Ингрид заболела. Секса завтра не будет.
* * *
Ночью Сигмундура будит шум.
Этой необычайно холодной ночью, когда ветер воет отовсюду, мороз пробирается под кожу и даже шкуру поверх его одеяла, а луна, прячась за облака, лишает последнего света. И метель метет, заметая окна.
В тишине, столь приятной уху, в покое тесной спальни темно-зеленого со вставками древесно-коричневого цвета, шум, помимо воя ветра, к которому легко привыкнуть, существовать не должен. Догорает камин, сохраняя тепло в доме, но не более того. А треск поленьев явно не вяжется с треском и вздохами, что доносятся до его слуха.