Я делаю глубокий вдох, наслаждаясь теплым воздухом, безоблачным небом и заветной тишиной. Я слышу, как шелестят листы дуба, и как стекает вниз по длинным цветам роса, теряясь в прудике.
Это прекрасное место. Я жду не дождусь, когда смогу прийти сюда не одна.
Доктор, который встретил меня, был взрослым и наверняка состоявшимся мужчиной, как Фабуло. В его черных волосах виднелась небольшая проседь, но глаза были темно-синими и добрыми, как у ребенка. Его щетина очень напоминала мне ту, к которой я прикасалась каждую ночь, засыпая рядом с мистером Фортессом… и хоть я не должна была доверять людям, похожим на него, я доверяла. С самого детства «дяди» нравились мне больше «мальчиков».
Его интерн, напротив, оказался достаточно молодым. Ни щетины, ни успокаивающих глаз у него не было. Темная радужка, почти черная и волосы какого-то странного, неприятного цвета… как ржавчина, ей богу. Элис бы, я уверена, назвала его красивым, но к числу тех, кто нравится мне, он не относился. И уж тем более после всех совершенных манипуляций.
Один из малышей, которых ведет по скверику мама, кидается к луже. Сестра, немногим старше его, с трудом успевает схватить брата за руку, прежде чем он кинется в темную грязь. Мама, добегая следом, громко ругает его, рывком разворачивая к себе и уводя подальше от злосчастного прудика.
Я смотрю с завистью, пусть и доброй. Я хочу так же. И так же, как замечаю про себя с глубоким удовлетворением, скоро буду.
«Уже близко», — сказал интерн Каллен.
— Уже близко, — хмыкнув, негромко повторяю я, опираясь об скамейку и поднимаясь на ноги. Выкидываю из головы болезненное и унизительное действо, подошедшее к концу, выкидываю из головы парня с ржавыми волосами и стараюсь вернуться к тому счастливому, умиротворенному состоянию, в котором блаженно пряталась все эти месяцы.
У меня получится, не стоит сомневаться.
«Надо бы купить Парижу кроличьих консервов, — думаю я, оглядываясь на зоомагазин через дорогу, — пусть и у него будет праздник».
* * *
В ослепительном свете софитов он стоит на вершине мира, победоносно взирая в зрительный зал. Заполненный партер, заполненные ложи, балкон и амфитеатр… за места на галерке едва ли не дрались. Фабуло Фортессо — или же «Великолепный», как гласил его псевдоним, — давал в городе всего один концерт. Один вечер незабываемой оперной музыки и потрясающего баса. Сольное выступление. Все внимание — на исполнителя. Без отвлечений.
Мне было шестнадцать, когда Великолепный посетил Лос-Анджелес. Мама, потратив добрых три часа на уговоры, таки убедила меня пойти с ней. Лелеяла надежды приобщить единственную дочь к музыке и показать ей, насколько опера может быть прекрасной. Наши билеты оплатил один из ее ухажеров. Последний. Рик, кажется. Но сам открестился, заявив, что не переживет этой пытки.