Оптимизм мой больше не приходит. Он повесился.
— Я был несправедлив к тебе и хотел бы загладить свою вину, — приняв, что общаться с ним не намерена, Даниэль стремится высказаться и облегчить душу не выходя за установленные рамки. В темноте, почти в коридоре, он — точно призрак. Только голос, который мое подсознание не в состоянии еще воспроизвести в точных тонах, подсказывает, что все происходит на самом деле. — Ты хотела утешить меня, а я высказал ненужные мысли. Это неправильно.
Да он сердобольный… или просто совесть не дает спать? Но кто я такая, чтобы устраивать распри с его совестью?..
Хоть и нечего больше там хранить, я в защищающем жесте накрываю живот рукой.
— Я тебя услышала.
— Меня надо простить.
— Очень дерзко.
— Но я готов извиниться как следует.
Я не выдерживаю. Боже мой, он выжимает из меня последние капли. Рухнула целая крепость с его сегодняшним «а чего заслуживаешь ты?». Неужели мало? Неужели надо раскидать оставшиеся камни?
Какой жестокий мальчишка…
— Даниэль, мы поговорим утром. Ты смотрел на часы? Иди спать.
Нотки, проскользнувшие в моем тоне, его смешат.
— Он говорит со мной так же.
— Кто говорит?.. — я спрашиваю, а ответ знаю. Забавно получается.
Мой нервный смех немного разряжает для мальчишки атмосферу. Только не понимает он, что далеко не в лучшую сторону.
— Аро…
— Больше не скажет.
В комнате становится тихо. Даниэль проглатывает мою острую фразу. Менее острую, чем его, конечно, но тоже сойдет.
— Считаешь, я был прав? Никто не приедет?..
Мне становится холодно. Накидываю на плечи свое большое и теплое одеяло.
— Не знаю… — честно отвечаю ему. Даже чтобы уколоть не хочу соглашаться. Нельзя так.
Даниэль глубоко, тяжело вздыхает. А потом я слышу его шаги в направлении своей постели.
Пораженная наглостью, не могу удержаться. Сажусь, резко к мальчишке обернувшись. Еще спасибо бы сказал, что не видит меня в полном свете в таком виде. Испугался бы.
Может, включить лампу?
От юного Вольтури пахнет корицей. Странно, что этот запах я раньше не почувствовала.
— Изабелла, — он мягко опускается на самый краешек моей кровати, не сдвинув ни простыни, ни одеяло даже на миллиметр, — я не хотел говорить то, что ты в итоге услышала. Это было действительно очень жестоко.
— Тебе ли судить о жестокости…
— У моей матери тоже был выкидыш. Я помню, каково было ей.
Я хмурюсь.
— Я думала, ты был у нее единственным…
— В итоге да. Ее ухажер оставил нас, когда понял, что детей у нее больше не будет. Если бы не деньги Кая… мы бы просто умерли с голоду.
— Ты всегда зовешь его «Кай»?
— Я никогда не чувствовал его отцом, — пожимает плечами мальчишка, закатив глаза, — мой отец, любовник и друг — Аро. Наверное, я сам изначально поставил его в такие рамки… ты права была, я его не заслуживаю.