Меня пробирает на смешок. Правда, сквозь слезы.
— Он тебя не оставит. Ты знаешь это лучше меня.
— Может быть, — Вольтури робко соглашается со мной, но ни в его тоне, ни в его движениях не узнать того человека, что играл на виолончели как последний раз, того безумца, что он пытался изображать. И слезы его, и взгляды, и рыдания…
Он либо хороший актер, либо не до конца еще пережил подростковый возраст. Сколько ему было, когда он встретил Аро?.. Восемнадцать?..
— Ты правда думаешь, что он влюблен в тебя из-за Кая?
Даниэль ухмыляется моему предположению. Подсаживается чуть ближе.
— Тебе интересно говорить об этом? Ты постоянно возвращаешься к одной теме.
— В зале ты сказал…
— Это почти сюжет для романа, правда? — он кусает губу, — я отдаю себе отчет. Я мало сейчас думаю. Я никогда не расставался с ним больше, чем на пару дней, а тут… неужели тебя никогда не разъедало одиночество? Не ощущала себя брошенной?
Я отрывисто киваю. Вспоминаю свою истерику на нашей с Эдвардом кухне, как цеплялась за него, как молила не уходить, как стенала и обещала покончить с собой, если меня бросит… не думаю, что нашелся бы в мире человек, не испытывавший жгучего страха перед близящейся разлукой. Тем более, если разлука могла стать вечной.
— Аро говорил мне, мы много надумываем, когда предоставлены сами себе, — мудро произносит Даниэль, вздохнув, — и надо гнать эти мысли. Только у меня плохо получается последнее время.
Его губ касается ледяное подобие улыбки. Почти бритва.
— В любом случае, лучше я буду думать, что он бросил меня, чем что он мертв, — его голос вздрагивает, — лучше пусть бросит… только живет.
Я прикрываю глаза. Я понимаю его.
— Они вернутся. Оба. Я так чувствую.
— Твоим чувствам можно доверять?
— Думаю, да…
— Тогда ладно. Они вернутся.
Я гляжу на Даниэля всего пару секунд. В темноте, незначительно разбавленной светом коридора из приоткрытой двери, он — единственное, что по-настоящему реально. Реальнее даже меня самой. А это ощущение я ужасно боюсь потерять.
Потому не удерживаюсь.
Проглотив зарождающийся всхлип, тихий и тонкий, я обнимаю мальчишку. Едва касаясь. Без намеков. Без лишних мыслей. Просто потому что он… здесь.
Глупо? Несомненно. А мне легче дышать.
Даниэль не отстраняется и не вырывается. Кладет свои тонкие руки на мою спину, не сопротивляясь. И дышит в плечо.
У него та же беда. Нас двое, мы здесь одни и мы… одинаковы. Никто меня сейчас не поймет больше, чем этот мальчик. И никого больше не пойму я. Аро и Эдвард — смысл нашего существования. Его потеря чревата самыми радикальными решениями. И вряд ли под силу снести весь ужас этой разлуки в одиночку, как мы пытались. Я — поедая тарталетки и не отходя от волн, а он бесконечно экспериментируя с виолончелью.