Я присаживаюсь рядом — не на диван, на пол. Прямо перед мужем.
— У тебя начался приступ? — тревожно спрашиваю, подтянув поближе друг к другу края его халата. Немудрено, что холодно. За окном двенадцать градусов, а отопление мы включить просто не успели.
— В глазах потемнело, — отзывается Эдвард, поджав губы. Его лицо белее той сметаны, на которой я жарила курицу, — я не знаю…
— Но голова болит? — не унимаюсь, забирая из подрагивающих пальцев наполовину полный стакан и отставляя его на пол. — Очень сильно?
Мужчина хмурится, все же поднимая голову на несколько секунд. Темные оливы, в которых виднеется мучение, переливаются от слез.
Вот и ответ…
В моей груди что-то отрывается и летит вниз. Разбивается на крохотные кусочки. Не собрать.
— Скоро пройдет, — утешаю тем, что могу сказать, аккуратным движением погладив его по плечу. — Боже мой, Эдвард… тебе нужно к врачу!
Он закрывает глаза, зажмуривается. Прозрачная дорожка течет по щеке.
Я не могу так на это смотреть. На него — дрожащего, отчаянного, измученного болью. Испуганного не меньше меня.
«Я подумал, что испугаю тебя больше, если упаду». Упадет! На плитку. На край душевой: об дверь, об умывальник! Господи…
— Секундочку, — шепотом прошу, вставая на ноги. В гостевой спальне, дверь которой не открывали, судя по химическому запаху средств уборки, уже давно, стаскиваю с кровати одеяло.
— Вот, — когда возвращаюсь к нему, так и не проронившему больше ни слова, говорю, — сейчас согреешься. Оно теплое.
Укутываю его как нужно, как могу. Поправляю края, укладываю их максимально близко, чтобы сохраняли тепло. И, наконец, сажусь рядом.
— Я с тобой, — повторяю снова, будто бы он и так этого не видит, — родной мой, любимый… я с тобой. Все закончится. Все будет хорошо.
Он неровно выдыхает — совсем неровно, поэтому в груди у меня все стынет. А потом, тихо простонав, все же поворачивает голову в мою сторону. Приникает к плечу. Аромат шампуня безбожно бьет по моему носу, мокрые волосы мочат блузку, холодят кожу. Но имеет ли все это значение?
— Эдвард… — без устали произношу шепотом его имя, не рискуя касаться волос и головы, но одаривая вниманием шею и плечи, — все. Уже проходит. Совсем скоро пройдет совсем.
Что же за день такой… дважды… дважды и через такие маленькие промежутки? Мой бедный… мой измученный, мой несчастный… как же я хочу, чтобы тебя побыстрее отпустило…
Я завтра обзвоню все клиники Атланты. Я найду тебе того доктора, который нужен, я обещаю. И хочешь ты того или нет, думаешь об этом или нет, на прием ты сходишь. Мы сходим, Эдвард. Вместе.