Я уже не знаю, что и думать. Не знаю куда себя деть, что ответить, как отреагировать, чтобы переубедить этого железобетонного чурбана (да простит меня муж за такое сравнение, но после этого разговора оно все же допустимо) и настроить его на правильную волну. Беспомощность тугим комком терзает глотку, пальцы сжимаю скатерть, а глаза саднят. Они уже красные, но без слез. Просто саднят.
Зачем. Зачем мы пришли сюда…
— Ты просто… Эдвард, ты невыносим… — выдыхаю, низко опустив голову. Официант приносит спагетти с фрикадельками, но я даже не смотрю на них, — за что ты так со мной?
— Я обещаю, что больше этого разговора не повторится, — утешающе проведя пальцем по тыльной стороне моей ладони, Эдвард, кажется, выглядит раскаявшимся, — я всего лишь хотел, чтобы ты знала мою точку зрения на сей счет.
С дрожью кивнув, я прикусываю губу.
— А дети?
— Какие дети? — он хмурится, брови сходятся на переносице, на лбу тоненькая морщинка.
— Детей ты хочешь? — выжимая из себя все мужество, задаю этот вопрос.
Я априори не сомневалась в ответе, я даже не думала о том, что можно его переиначить…, но раз у Каллена такие взгляды на любовь и сострадание, я уже ни в чем не могу быть уверена до конца.
— Я знаю, что ты хочешь, — признает он, нехотя ковырнув вилкой в тарелке, — и значит, они у нас будут. Ешь, Белла. А то останешься голодной: холодное отвратительно.
— То есть ты… не хочешь? — что-то внутри со звоном разбивается на кусочки.
Каллен разрезает фрикадельку, глядя на меня из-под опущенных ресниц.
— Я хочу для тебя. Это твое желание, рыбка. Оно будет исполнено. Я понимаю, что любая женщина жаждет стать матерью. Ты тоже станешь.
— Но если бы я не хотела… у нас бы не было детей? — в горле пересыхает окончательно.
Он медлит с ответом всего секунду, но все же говорит правду. Не дает себе соврать.
— Нет, Белла. Тогда — нет.
Если и должен был быть апогей у этого разговора, то теперь он наступает. Неотвратимо, уверенно, как приговор. И чем-то острым, ржавым и ледяным кромсает все внутри.
— Ты спросила, и я ответил, — поняв, что дело неладно, пытается исправить ситуацию Эдвард, — Беллз, прости. Все, давай закончим эти беседы и поедим. Мы ведь пришли за макаронами, так?
— Почему ты их не хочешь? — едва слышно спрашиваю я. Не могу не только думать ни о чем другом, но даже пытаться это сделать.
— Потому что родился в многодетной семье, вокруг всегда были младшие, бесконечный ор, топот, пеленки-распашонки и внимание… мама не уделяла мне внимание, Белла. И я бы не хотел, будь на то моя воля, делить твое внимание с кем-нибудь еще.