— Я тоже горд, Маритон, что сражался с тобой бок о бок. Тебе пришлось сделать… кхе-кхе, — сплюнул кровь Аурон. — Тяжёлый выбор. Это достойно уважения… да прости меня Господь… за всё.
Губы Аурона сомкнулись и больше не шевелились. Взгляд серебристых глаз остался таким же светоносным и наполненным внутренней силы, смотря в небо с таким же стремлением к победе и искуплению души, продолжая внушать уверенность и рвение. Могучий боец, прошедший сквозь сотни битв и окунувшийся в Инферно отдал Богу душу, став славным и величественным воспоминанием об уходящей эпохе новых тёмных веков. Лорды кризиса и неофеодалы, нескончаемые битвы и тотальная нищета сквозь которые пробивается слабый луч надежды. Пейзажи разрухи, спорящие с великолепием аристократического лоска, погрязшие в грехах священнослужители и праведные палачи, смиренный шёпот молитв и безумные обряды, властные тираны и разнузданно-либеральные властители, коварные игры политиканов и плач обычных людей, благородные монархи и развращённые парламенты, а посреди всего этого безумия жаркий, но маленький костёр любви, обогревающий тех немногих, кто к нему прильнул — вот чем запомнится всем эпоха уходящих новых тёмных веков. А вместе с ней ушёл и Аурон, как символ безумного наёмника и благородного рыцаря, воплотившего в себе все черты умирающей эпохи.
А Маритон? Мужчина, пройдясь по Дворцу, стал символом бунтаря, который ради справедливости и её торжества готов отказаться от самого дорогого. В этой борьбе он стал олицетворением несгибаемой воли и совести, которая готова противопоставить себя системе. Они во Дворце «Неоспоримой Воли» доказали что с их волей невозможно спорить, став легендами страшного суда для Информократии.
Глава двадцать четвёртая. Руины падшей системы
Утро следующего дня. Рядом с Флоренцией
Небо снова затянулось монохромно-серым монолитом из безликих облаков, что опять не пропускают яркость солнца, одаривая эту часть света невзрачными пейзажами городской разрухи. Но этот плотный небесный покров не явление промышленности Информократии, которая стремилась к мрачности обстановки, а скорее скорбь небес по пролитой крови и количеству павших воинов. Лёгкий ветерок гуляет сред руин разрушенной столицы, обдувая выжженные небоскрёбы и разрушенные практически до самого основания дома поменьше. И вот-вот прольётся небесная слеза на остывшую от ночного хлада израненную землю.
Улицы во Флоренции покрылись оврагами и ямами от тяжёлого и длительного артиллерийского и ракетного обстрела, что застлали тяжёлым покровом инфернального огня весь город, кидая его в бездну разрушения. Нет теперь изумительных прикрас и ворожащих душу городских просторов. Стекло-плитка, из-под которой излучался божественный синий свет, обратилась в стекольную пыль, стены и каркасы зданий практически ничем — грудой мусора под ногами, оставляя от величественных небоскрёбов только жалкие остова. Дворец «Неоспоримой Воли» после эвакуации выживших солдат, сгинул в адском вихре ракетно-артиллерийского залпа, сделавшем из него полыхающую груду камня и металлолома. Целой осталось только Старая Флоренция, если сохранившимся можно назвать разрушенные от старости эпохальные дома, разбитые улочки и истерзанных нищетой людей.