Это я к чему? А. Это я к тому, что книженция в моих руках могла действительно быть тем, что на ней понаписано.
В общем, я ставила на расчётливость и полное отсутствие склонности к транжирству магистра Волена. Ну или на то, что такой толщины книжка способна выстрел из королевской пушки выдержать, не то что гнев одного некроманта.
Правда, вот как раз гневаться Его Змейшество как раз и не спешили.
В библиотеке магистра Волена, ещё не совсем отошедшей от нашего прошлого скандала и оттого слегка смахивающую на Эсселинский континент после падения метеорита, уже минут пятнадцать стояла такая тишина, что даже труп заговорил бы, чтобы её хоть как-то разбавить. Магистр молча и неправдоподобно сосредоточенно листал какую-то книженцию, совершенно не собираясь начинать допрос и делая вид, что меня здесь нет. Это его высокомерное молчание жутко действовало на нервы. Ну вот я и сорвалась.
Каюсь. Грешна. А что поделать?
— Значит, это я виноват? И в чём же, позволь спросить? — спокойно закрыл он свой талмуд, подпёр кулаком подбородок и внимательно уставился на меня. Даже не моргал. И не дышал, кажется.
Вообще-то до этого момента у меня было несколько вариантов ответа на этот вопрос. Но сейчас, под прицелом его зеленющих глаз, как-то ни один не казался мне достаточно веским. Все заготовленные слова выветрились и потеряли свою красочность. И я как девица на первой исповеди, топталась и не могла подобрать нужных фраз для объяснений своего поведения.
Подобное состояние было для меня ново.
Чтобы Шустрая да не могла подобрать слов? Да землетрясения на Хасалийской равнине чаще случаются. Ну или мёртвые земли Ада цветут.
За последнее не поручусь. Ибо оттуда ещё никто не возвращался (или это я ещё чего-то в этом мире не знаю), а потому достоверных данных не имею. Но в общем, проблему вы поняли, да?
Я впервые терялась. И это болезненно било по моему самолюбию и несколько выбивало меня из колеи.
Впрочем, мучилась я недолго.
«Не можешь соврать, скажи правду так, чтобы никто в неё не поверил», — говорила умнейшая женщина в подлунном мире — моя мать. Да и… Что мне, в принципе, скрывать. Всё равно же не отстанет. И всё равно выдавит из меня истину, так что — пять минут позора и я, наконец, останусь один на один с самой умной и красивой девушкой Горвиха. С самой собой то есть. И буду позорно зализывать раны.
— Я хотела её увидеть, — выдохнула я, тяжело опустившись на диван, обняв книжку и уткнувшись в её ребро подбородком. — Мать. Я хотела увидеть мать, Абрахам.
Вот чёрт. Я точно не планировала, чтобы прозвучало так слезливо. Но что уже сделаешь?