Не в шкафу? А может быть на столе, засыпанном артефакторским барахлом? Нет? Ну не в ванной же в мыльнице? Может, в спальне? Как же здорово, что Академия экономит на своих работниках, и здесь всего-навсего четыре комнаты.
Где? Ну, где же ты?
Я закрыл глаза, стараясь представить себя на месте престарелого магистра Рэндела.
— За картиной.
Мужской голос стал ведром ледяной воды на мою несчастную голову. Я развернулась так резко, что едва не рухнула. И всё же не удержалась и покосилась на картину с изображением букета белых лилий.
— У Рэндела всегда была какая-то болезненная тяга к изобразительному искусству. Одним словом, артефактор.
Я ожидала увидеть кого угодно. Даже чёрта без рогов, но только не премьер-министра Ивеса Лиреля, облокотившегося на косяк. Тень скрывала выражение его лица даже от меня.
— У всех свои недостатки, — пожала я плечами с самым спокойным видом. Куда уже деваться, раз попалась? Не помогли мне свечки в Храме. — Кто-то ворует артефакты с душами…
— А кто-то их создаёт. Ты похожа на свою мать. Я ведь не ошибся, ты дочь Сонеи?
«А значит, и моя», — так и просилось на язык, и всё же он этого не сказал. Правильно, потому как его дочери не было в живых. Уже семнадцать с лишним лет как.
— Ты натолкнул магистра на мысль завладеть артефактом?
Министр поморщился.
— Его ни на что наталкивать не нужно было. Всё, что касается артефактов — сводит его с ума.
— Зачем тебе? Хотя стой. Дай угадаю. Распри внутри магистрата? Пока маги грызутся между собой, ты делаешь, что душа желает, оставаясь единственным голосом в ушах короля. Я права?
Лирель напрягся.
— Что она тебе рассказала? — хрипло и как-то зловеще спросил он.
— Много чего. Например, то, что Кэтрина Ролден, осуждённая за убийство твоего сына и… — здесь я сделала театральную паузу и выдохнула, — моего брата, — ложь, но мне бы зубы ему как-то заговорить. Может, повезёт и он не сдаст меня страже. Всё ж одна кровь, — на деле не была виновна…
— Была! — рявкнул министр, подлетев ко мне так быстро, что я даже не успела отбежать, увеличить расстояние между нами до безопасного. — Она была виновна уже потому, что была некромантом.
О, да! Преступление века просто.
— Ты же сам в это не веришь… правда? Или, может, это ты сам своего сына…
Договорить мне не дали. А прервали мое словоизлияние такой тяжелой оплеухой, что в глазах потемнело. Поплыли красные пятна, раздался протяжный звон в ушах. Да что ж меня разрисовывают все, кому не лень-то? И какого чёрта меня не выносит в Тень, когда того требует ситуация? Всё всегда невпопад. Дальше был ещё удар с ноги в живот, и ещё один по многострадальным рёбрам. И мне было уже далеко не до того, что там случилось с его сыном. Вот тебе и родная кровь.