Как только Диана начинает снимать, Афина, очевидно имеющая достаточно опыта перед камерами, начинает принимать соблазнительные позы, переходя с места на место. Самое небольшое движение — и бутылка из-под сока неожиданно падает, как будто моя мнимая эрекция исчезает, повинуясь незаметному ленивому жесту какого-то волшебника. Каждый раз, когда это происходит, Разрушитель Джи смеется сильнее прежнего, пока он, в буквальном смысле, не начинает рыдать. Он разжег мой бонг, но я не обращаю на это внимания, поскольку каждый раз, когда бутылка от сока падает, Афина быстро подхватывает ее, в процессе манипулируя другими вещами. И очень скоро эта бутылка уже находится (смею ли я сказать это? Да, а почему бы и нет…) в условиях несгибаемой конкуренции.
Диана щелкает вовсю. Наверно, два-три снимка в секунду. Афина постепенно становится более расслабленной и погруженной в процесс. Бутылка продолжает падать, и возиться в штанах приходится все больше. Джи — весь в дыму, как дымоход в Негриле[135].
И я взрываюсь.
— О’кей, стоп! Хватит. К фигам собачьим.
Я залезаю в штаны, выхватываю оттуда бутылку и откидываю ее в сторону.
— Больше никаких снимков. Мы закончили.
Афина смотрит на меня, как бы говоря: «Что я такого сделала?» Я наклоняюсь и целую ее в щеку.
— Не в тебе дело… Это все слишком странно.
Она улыбается. Я поворачиваюсь к Диане:
— Диана, вам пора идти. Все происходит не так, как я думал. Такой театр не по мне.
Она смотрит на меня взглядом, лишенным злости, таким, каким смотрят на непрофессионалов.
— Извините, Диана, но засовывать бутылку из-под сока мне в штаны — это не то, что, по моему предположению, должно было быть. Мы закончили.
Она готовится выдвинуть свои аргументы, но со своего места с шумом встает Джи и произносит:
— Пора идти, Диана.
И это почти самая крутая фраза из всех, которые я слышал вообще.
Она пакует свои фотопринадлежности и уходит через несколько минут. Она не прощается. Ну и я тоже.
Я отдаю Джи тысячу пятьсот пятьдесят долларов — остаток от аванса, полученного от Паоло.
Этому много причин, не все из которых ясны мне сейчас. Частично потому, чтобы он не забрал деньги у Селесты, частично для того, чтобы он не надрал мне задницу здесь и сейчас, частично потому, что его уволили из-за меня с прежней работы, частично потому, что он еще не надрал мне задницу и фактически вел себя очень круто, и частично потому, что, ну, Афина не выказала никакого желания уйти, хотя съемка уже закончена. Она еще там, в кровати, в нижнем белье. И, кажется, она действительно предпочла бы не вставать и не одеваться.