— Разумиешь? — повторил он с надеждой.
Но венгр и теперь не понимал. В зимнем пальто, надетом прямо на нижнюю белую рубашку, без шапки, седой и смуглый, с густыми черными бровями, хрящеватым носом и черными, блестящими глазами, он стоял рядом с трактором и повторял:
— Нэм иртем. Нэм тудом…
— Нету дома, говорит, — по-своему перевел Латышев, возившийся в это время с тросом лебедки. — А нам бы как раз народишку человек пяток — пособить.
Леонтьеву казалось, что они говорят слишком громкими голосами, но Латышев, внезапно обидясь, заговорил еще громче:
— Как же так никого нет дома? Мы у ваших дворов жизнь кладем, а ты — «нет дома»… Или нас дети не ждут? Да что, когда ты по-русски не понимаешь…
Он нагнулся, показал рукой, как будто роет землю около гусеницы.
— Лопату!.. Копать!..
Но в этот момент в переулке раздались выстрелы, топот ног по булыжнику, и оттуда, зажимая одной рукой бок и отстреливаясь, выбежал Орлов.
— Немцы! — кричал он. Добежав до трактора, упал в кювет и лежа продолжал стрелять в переулок, где никого не было.
И тут все увидели, как из-за дома показался танк с крестами. Развернувшись, он пошел на них по переулку, ворочая башней из стороны в сторону; гусеницы его, дрожа, укладывались на булыжник.
В следующее мгновение, согнувшись низко, с бледным, некрасивым лицом, Назаров перебежал на противоположную сторону. И Леонтьев, и Орлов, и Московка, рядом лежавшие в кювете, видели, как младший лейтенант стал за дом и, прижимаясь спиной к стене, начал осторожно подвигаться, в отставленной руке держа противотанковые гранаты, а левой ощупывая впереди себя кирпичи. Так он дошел до угла, выглянул и отпрянул назад: с другой стороны танк тоже подходил к углу.
Все замерли, глядя, как он поставил одну гранату на землю, а с другой что-то делал, держа перед лицом. Назаров опустил ее, быстро выглянул за угол и отскочил. Из-под танка выметнулся огонь, раздался взрыв, танк попятился, огрызаясь из пулемета: брызнули стекла из окон первого этажа, по всей стене дома возникли красные кирпичные дымки, ветер просвистел над головами тех, кто лежал в кювете.
Назаров изо всех сил прижимался к стене дома спиной. Он опять так же быстро выглянул, кинул вторую гранату. Когда дым отнесло, танк стоял посреди улицы, пушка его, сникшая между гусениц, упиралась в камни мостовой.
И вдруг улица перед трактором заполнилась выскочившими отовсюду немцами.
Латышев, стоявший до сих пор за радиатором, сгорбясь, с длинным гаечным ключом в руке, первый кинулся им навстречу. Они схватились с рослым немцем, и над головами их в поднятой руке тракториста качался занесенный гаечный ключ. Только Леонтьев видел, как со спины к Латышеву скачками на подогнутых ногах приближался другой немец.