Поехали на юг в ту землю, что зовется Эшбахт и которую иные называют западным Шмитценгеном. В общем, ехали они в имение, в жалованный удел рыцаря Божьего, Хранителя веры, Иеронима Фолькофа, которого прозывают Инквизитором.
* * *
Возбуждение, волнение и желание скорее увидеть свою награду, что жило в нем уже несколько дней и что не могли унять все разговоры о скудости его земли, сразу пошли на убыль, как только стало светать.
Едва солнце осветило их путь, так он увидел дорогу на юг, дорогу, что вела к Эшбахту. И тянулась туда не дорога, а жалкая нитка, две почти заросших колеи от колес мужицких телег, что вели мимо бесконечных невысоких холмов, заросших жестким и корявым кустарником.
Вниз — вверх, вниз — вверх и так до бесконечности.
— Весной тут в низинах вода стоит? — спросил Волков у землемера Куртца, разглядывая окрестности.
— И осенью стоит. Весной от паводка, если снег ляжет, а осенью от дождей.
— Тут, наверное, на телеге не проехать?
— Только верхом, — подтвердил землемер.
— И как же мужики урожай вывозят? — кисло спрашивал кавалер, не очень-то надеясь на ответ.
— То мне не ведомо, — отвечал Куртц, он вдруг поднял руку и указал на восток, — может по реке, вон она, Марта начинается. Тут ее истоки.
С холма открылся вид на реку, в проплешине меж холмов и кустов, в лучах восходящего солнца блеснула вода. Не река, а ручей еще, десять шагов, не шире.
— Марта! — воскликнул Брюнхвальд. — Вот как она начинается, а в Хоккенхайме так широка, что в утренней дымке другого берега и не рассмотреть. А тут ручей — ручьем.
— Кавалер, — произнес землемер, указывая вперед, он уже и карту достал, развернул ее, — видите тот холм?
— Да, — сказал Волков невесело. — Прекрасный холм.
Холм, как холм, разве что выше всех других, дорога его оббегала слева. Ничего особенного.
— Там, где он кончается, — Куртц показал ему карту, указывая линию пальцем, — там начинается ваша земля.
Вот она, оказывается, какая его земля. Бурьян, репей в низинах да унылые холмы, заросшие барбарисом, козьей ивой и шиповником.
Да и кусты-то чахлые кроме ореха, тот рос высокий. Кроме него только лопухи вокруг хороши.
А на срезах холмов земля виднеется, вся желтая или красная.
Волков тем временем объехал холм, реку ему видно уже не было, да и не было у него желания смотреть. Он повернулся и позвал Егана. Тот тут же подъехал.
— Ну, видишь, что за земля вокруг?
— Дрянь земля, — беззаботно отвечал тот. — Суглинок поганый.
— Суглинок, — мрачно повторил Волков оглядываясь. — Ни пахоты, ни лугов, ни покосов. Бурьян да орешник.
Говорил так, словно это Еган виноват. Словно этот он ему лен даровал.