В конце-концов дело доходит и до осмотра моих ребер и остальных ушибов на моем теле, от чего док находится в некоем шоке. Его руки двигаются очень осторожно когда он накладывает повязки, а лицо выражает сопереживание. Затем я немного расслабляюсь, доктор нанес действительно много обезболивающей мази и теперь я намного меньше чувствую тупую пульсирующую боль в районе ребер и живота. Он выходит из стерильного павильона и направляется к Адаму, что бы сказать, что мне необходимо остаться пока в больничном крыле и что тот может уходить. Я укладываюсь поудобнее, пока док готовит для меня капельницу с кеторолаком⁵.
Спустя пятнадцать минут я чувствую себя намного лучше и сон поглощает все мое сознание, в веки тяжелеют и я уплываю в темноту.
Не знаю сколько времени я спала, но вокруг стало немного темнее, в помещении выключены лампы и комнату освещает только свет льющийся из окон. Солнце склонилось над горизонтом, совсем скоро все погрузится в темноту. Я оглядываюсь, вокруг никого, нет даже спящей девушки, как нет и дока. Кругом гробовая тишина. Я чувствую как мои руки затекли и собираюсь размять их, но тут же понимаю, что не могу сдвинуть их с места потому что они плотно закреплены кожаными ремнями. Черт, наверное меня привязали пока я спала. Я болтаю ногами чтобы разогнать кровь, радуясь что хотя бы они остались свободными.
Затем мои мысли начинают проясняться и я понимаю, в помещении есть окна и я совершенно одна. Это мой шанс выбраться.
Я тяну ремни на себя, пытаясь высвободить руки, но ничего не выходит, я тяну еще и еще, растягивая кожаные наручники. Спустя минут десять откидываюсь обратно на кровать, обессилев. Капельки пота стекают по лбу, прокладывая дорожку к волосам, а я даже не могу их стереть. Со злостью снова берусь за дело и изо всех сил тянусь, натягивая до боли сухожилия левого плеча и руки, чтобы достать зубами до ремня на правой и вгрызаясь в него оттягиваю от кожи на запястье. Тяну ремень зубами в одну сторону, а руку в другую. Чувствуя, что рука понемногу смещается, стараюсь собрать пальцы так, чтобы сделать ее еще более узкой. Еще какое-то время я тяну ремень и еложу запястьем внутри него. Кожа уже жжет огнем от того что так усердно трется о поверхность наручников и я лишь молюсь о том, чтобы не сломать кости, с поломанными руками сложно организовать побег. К моменту, когда ремень поддается я вся уже мокрая от пота, зубы болят ужасно, такое чувство будто я могу лишиться их, лишь ударив ими друг о друга. Не теряя времени сажусь на кровати и теперь пытаюсь стянуть ремень с левой руки помогая себе правой. Кажется он сильнее затянут и поддается сложнее, поэтому я трачу слишком много времени на то, чтобы освободить левую руку. Паника от того, что кто-то вот-вот может войти в помещение, нарастает все сильнее, меня трясет и от этого времени на высвобождение второй руки уходит куда больше чем могло бы. За это время солнце уже успело зайти за горизонт и теперь в комнате стоит сумрак. Я осторожно сползаю с кровати на пол и аккуратно выбираюсь из изолированного павильона в простор бетонной комнаты. Спохватившись верчу головой в поисках камер, но в углах помещения так темно, что даже стены утопают в этой черноте. Что ж, надо действовать быстро, если тут и есть камеры я могу успеть улизнуть до того как меня заметят, главное до последнего держаться в тени. Сначала я остаюсь в безопасной зоне, выглядывая из прорези в клеенке, осматривая окна. Из-за того что помещение большое, с высокими потолками как на фабриках, окна находятся довольно высоко, минимум в двух метрах от пола. Единственный вариант добраться до них, это вскарабкаться по выступам в неровной стене, если они вообще там есть. Следующее это окна, я пытаюсь высмотреть задвижку и есть ли она вообще, часто такие окна в промышленных зданиях являются глухими, а выбить окно бесшумно, просто невозможно. Я снова начинаю паниковать, но быстро успокаиваюсь, мне нельзя поддаваться чувствам, я должна сохранять голову холодной и расчетливой.