Наташа за голову схватилась. Да что это такое?! Почему ее не предупредили? Да что она там станет говорить? Да это же позор на всю Европу и Америку.
Меньшов и слушать ничего не стал:
— Ничего-ничего, не боги горшки… Да это за честь!.. Мы им покажем!..
Словом, езжай, милая, отдувайся за всех российских юристов.
А тема действительно была непростой. Европейские страны соглашались принять Россию в свое сообщество только на том условии, что у нас будет отменена смертная казнь.
Наташа обо всем этом прекрасно знала. Знала, зачем ее посылают. Она сама всегда говорила: нет, еще рано, еще страна не может себе этого позволить. Теперь вот надо отстаивать свою точку зрения на мировой арене.
Словом, собралась кое-как, побросала в чемодан свои старые аспирантские работы, кое-что из журнальных публикаций. Чмокнула в щеку своего уже почти забронзовевшего супруга и отправилась в Шереметьево на самолет. Все это в какой-то смутной тревоге, озабоченно и даже как-то обреченно. Нечего ей там делать, в этом Копенгагене. Нечего ей сказать сытым европейцам. Да, она считает — не как юрист, как человек, — что, пока по России бродят ублюдки, которым убивать даже в удовольствие, смертная казнь для них — последняя возможность покаяться.
Таможню прошла быстро, а вот когда уже садилась в автобус, который должен был отвезти в самолет, вдруг бросился ей в глаза странный человек: по виду бравый гусар, даже с густыми усами, но в такой смешной форме синюшного цвета, такой вообще здесь неуместный, такой потерянный, что подумала: интересно, как сюда попал этот кавалерист?
А в Копенгагене, как только спустилась с трапа, все заботы отлетели вмиг и стало как-то покойно и даже скучновато. Все чисто, все гладко, все размеренно, все улыбаются, никто не торопится, а потерянных лиц не видать.
Конгресс начинался на следующий день.
Наташино выступление было назначено на послезавтра. Она все-таки надеялась отменить доклад. Хотя понимала, что вряд ли удастся.
Но, в первую очередь, — по городу. С некоторых пор Наташа видела цель жизни только в том, чтобы тяжким, нервным трудом накопленные деньги, если от них оставалась хоть кроха, отложить на путешествие. Конечно, особенно на прокурорскую зарплату не попутешествуешь… Но после защиты кандидатской ее работами стали интересоваться на Западе, начали приглашать с докладами, печатать… И она увидела мир.
В Копенгагене толпы туристов носились от одной достопримечательности к другой, лопотали по-английски, по-японски, по-французски, была группка с русскими лицами. Наташа их почему-то сторонилась. А примкнула к немцам — ухоженным, седым старичкам, которые могли по пятнадцать минут простаивать возле какой-нибудь мемориальной доски или клумбы.