Больше свидетелей не было. Выступил прокурор, который просил для меня год детских колоний. За ним выступил адвокат, предложивший оправдать меня, так как никаких прямых доказательств моей вины нет. Адвокат зачитал также просьбу "коллектива” моей мастерской, где меня характеризовали как отличного работника, предлагали взять на поруки.
Судья поднялась со своего кресла. За нею, словно по команде, подскочили и все остальные. Вышли… Минут через пятнадцать раздалось: "Суд идет!” Вновь присутствующие поднялись на ноги.
Зачитали текст приговора. Я был оправдан, как несовершеннолетний.
Проделав все формальности, я ушел из зала суда вместе с родителями. Домой! Мне даже не верилось… Выходя из зала, я увидел человека в форменной шинели, которого повстречал на тюремном дворе. Он прошагал вглубь помещения… Я не ошибся: это был "хозяин”.
Лишь после я узнал, во что обошлось мое оправдание: двенадцать тысяч рублей. Взятка, которую с трудом собрали мои родители. Меня это бесило больше всего… Сыграл свою роль и "хозяин”. Он, оказывается, специально приходил в суд — боялся, что я по молодости "расколюсь” и всех выдам. Но так как этого не произошло, то впоследствии он при всех бурно хвалил меня за выдержку и молчание в тюрьме и во время процесса…
Первое испытание я выдержал.
Наступил 1945-й. Я сидел в мастерской. Весной вести с фронта были радостными: немцы фактически проиграли войну.
В один из весенних дней мне крепко захотелось сходить в яму. Прямо отправиться туда я не решился: ведь почти четыре месяца не был, кто знает, как обстоят там дела… Был субботний вечер, прохладно. Я оделся потеплее и отправился на поиски ребят. Но все было безуспешно — их не было ни в одном из тех мест, где, по моим расчетам, они могли бы оказаться. Желание становилось все сильнее. Особенно хотелось вновь повидать Эльмиру, — да и других девушек, которых я познал там… Я принял решение пойти прямо к дому, но только, чтобы остаться до поры до времени незамеченным: вдруг меня не впустят, вдруг все покинули этот гостеприимный дом… Я заметил, что околачиваясь возле ворот, разговариваю сам с собой, повторяя вслух тревожащие меня вопросы.
Прохаживался я, впрочем, так, чтобы сразу заметить меня было невозможно…
Шло время. Было уже восемь часов вечера. Шел мелкий противный дождь с ветром, и я продрог и промок до костей. Но в то мгновение, когда я уже решился было уйти, послышались знакомые голоса. Ребята, конечно, не ожидали увидеть меня, и я двинулся к ним навстречу… Поравнявшись с ними, я поздоровался, как ни в чем не бывало.