— Разыскивается крупный преступник.
"Крышка, сейчас схватят”, — промелькнуло у меня в голове. Кондуктор же продолжал рассказ.
— Весь вагон обыскали, никого не нашли. Да и весь поезд прочесали. Нет… Послушай, может это тебя ловят?
— Нет-нет, — ответил я по-азербайджански.
— Эх, наша милиция всегда так: всех рядят в преступники, а посмотришь — хуже их и нет никого. Только и знают, что нас доить. Вот с меня сейчас полторы сотни содрали! "Даш-баш, даш-баш”… Пристают, как черти. Ни за что не отвяжутся, покуда не обдерут.
Поезд подошел к Дербенту. Кондуктор отомкнул двери кочегарки, и я протиснулся между нагревателем и стеной. Так, впрочем, приходилось поступать на всех станциях…
— Аллах, где ты, парень, — негромко позвал меня проводник. — Дербент, выходить тебе надо!
Я вылез из своего неуютного убежища весь чумазый, в саже и пыли с головы до ног.
— Ну вот ты и добрался, — продолжал проводник. — Только на перрон не лезь, а выходи в противоположную сторону…
Я воспользовался его советом. Выйдя из вагона, я быстро огляделся по сторонам и пошел вдоль железнодорожной насыпи по направлению к городским строениям.
Было около восьми часов вечера. Только-только начало вечереть. Недалеко от вокзала жили мои родственники. Я решил зайти к ним на минуту: только умыться, расспросить о родных — и уйти. Ясно было, что остаться у них даже на краткое время невозможно. Опасно, как для меня, так и для них.
На мой стук дверь открылась. Мой приход был для них, словно гром среди ясного неба. На мое приветствие никто не отозвался. Находившиеся в комнате мгновенно встали — и покинули ее, даже не спросив, откуда я прибыл…
Я не винил их. После войны укрывательство преступника (будь он хоть совершенно невинен, а "укрывающие” — его ближайшие родственники, абсолютно не имеющие отношения и даже ничего не знающие о его делах), вело к немедленному аресту. А там — лагеря, каторжные работы: надо было восстанавливать разрушенное хозяйство…
В этом доме жил мой двоюродный брат. Он-то и покинул комнату. Однако, жена его, которую звали Алта, сказала: "Ази, быстренько раздевайся, умывайся — и уходи! Родственники убитого тобою уже дважды были здесь в компании с милицией”. Я, разумеется, последовал ее словам.
Покидая их, я взял адрес одного из близких родственников отца, жившего в десяти километрах от Дербента. В полночь я сел в пригородный поезд. Дом родственника отца я нашел быстро, так как мне заранее объяснили дорогу.
Увидев меня, родственники очень перепугались, однако на мои расспросы об отце, братьях и сестрах ответили достаточно подробно. Разговаривать больше было не о чем. После совсем недолгого пребывания у них, меня — очень вежливо и очень настойчиво — попросили покинуть дом. Я лишь попросил их купить мне билет на станции — за мои деньги. Те согласились. По дороге я все же разговорился с провожающим. Первым долгом я поспешил дать ему понять, что прекрасно понимаю, почему они сторонятся меня и никого не виню: ведь я совершил убийство не вступаясь за честь рода, а в результате своей преступной жизни; предсказание отца: "Будешь скитаться по тюрьмам и загубишь свою молодость”, начало сбываться.