Был там и Шенна – тихий и задумчивый, как обычно; размеренно дыша, закрыв рот и широко раскрыв глаза, он недвижно глядел вдаль, и можно было подумать, будто ему виден иной мир. Почти весь вечер он просидел рядом со священником и Шоном Левшой. Шенна почти ничего не говорил по собственной воле, а лишь когда его спрашивали, и уж точно можно было не бояться, что он примется настаивать на своем, говоря хоть с кем-то.
Хотите верьте, хотите нет, но Микиль тоже там был, а с ним и мать Микиля.
КАТЬ: Да ни в жизнь! После того-то, как он обозвал Сайв мерином!
ГОБНАТЬ: Погоди, Кать. Не называл он ее мерином, он только пожалел, что не назвал.
КАТЬ: Да он называл ее и словами похуже. Он назвал ее «рухлядь бесстыжая» – и чуть было не поплатился за это.
ПЕГЬ: Когда Сайв вернулась домой из города, первое, о чем рассказала ей Пайлш, – что мать Микиля часто приходила и проводила в доме ночи напролет, заботясь о больном, а сиделка покуда могла немного вздремнуть. Как ни зла была Сайв, это тронуло ей сердце. Прежде чем пригласить кого бы то ни было, она сама отправилась в дом вдовы и сказала ей, что та может приходить.
– И вот что, – сказала Сайв. – Если вы с Микилем к нам не придете, никакого пира у нас вовсе не будет. Я понимаю, что отец мой пока еще очень слаб. И я крепко запомнила, что если бы не ты и не дочь Шона Левши, лежать бы ему сегодня в земле. Я никогда не доверяла сиделкам. Сколько раз такая разбойница доводила больного до обострения, а у самой на уме лишь бы устроить себе стол да ночлег подольше. Так ты придешь? – спросила она.
– Еще бы не прийти. Будь спокойна, – ответила вдова. – С чего бы мне не прийти?
– А Микиль придет? – спросила Сайв.
– Конечно, придет, не бойся, – сказала вдова.
Вот они и пришли.
Диармад не уставал изумляться, глядя, как Микиль пришел помогать, а Сайв распоряжается им и зовет его по имени, говоря: «Микиль, сделай это», «Микиль, сделай то», «поди сюда, Микиль», «подыми-ка вот это вместе со мной» – и слева, и справа, и повсюду. «Чудны дела твои, Господи, – сказал про себя Диармад. – Как знать, что еще нас ждет».
На свадьбу собралось множество гостей, но даже при том еды и напитков оказалось более чем достаточно. Сайв и ее отец подготовили все без всякой скупости, щедро и с размахом, и, уж будьте покойны, никого из присутствующих ничем не обидели. Когда накрыли стол, вам бы стоило на него взглянуть. То был просторный, широкий стол – даже не стол, а два стола, составленные вместе. Во главе, как раз напротив священника, лежал кусок говядины – громадный, словно бочонок. Что до блюда под этим куском мяса, сильней всего на свете Большого Тинкера удивляло то, как оно может выдержать такой вес и не треснуть. На другом конце стола, напротив викария, лежал бараний бок – крупнее многих говяжьих четвертин. Весь стол с каждой стороны, от одного конца до другого, уставлен был разными мисками со всевозможными сортами мяса: тут тебе и бекон, и ягнятина, и телятина, и утятина, и гусятина, и козлятина, и зайчатина, и куропатки, и бекасы, и цыплята.